Для общения с родными отвели просторный клуб училища. Уже через полчаса после нашего прибытия в училище, здесь было шумно и многолюдно. Курсанты в новенькой, парадной форме, сияющие, как начищенные пятаки, представляли своим семьям товарищей и делились впечатлениями. Сегодня в честь праздника нам сделали послабление, чтобы мы могли насладиться короткими часами праздника перед неизбежным возвращением к суровым учебным будням.
Вскоре я увидел в дверях своих. Отец и мать стояли, немного растерянно оглядывая шумное помещение. Я помахал им рукой, пробираясь сквозь толпу.
— Серёженька, сынок! — мать первая бросилась ко мне и принялась обнимать, невзирая на форму и окружающих. — Такой красивый, такой взрослый! Поздравляю тебя, родной.
— Спасибо, мама, — ответил я, слегка смущённо оглядываясь. Но вокруг царила такая же эмоциональная атмосфера, так что моё объятие с матерью никого не смущало.
Отец подошёл следом, положил руку мне на плечо. Его глаза внимательно всматривались в моё лицо.
— Теперь всё по-взрослому, — сказал он серьёзно. — Держись с достоинством. Мы тобой гордимся.
— Благодарю, отец, — я пожал его руку. — Буду.
Мы отошли в сторонку, устроились на стульях, придвинутых к стене. Мать тут же принялась расспрашивать о быте, о еде, доставая из сумки завёрнутые в салфетку домашние пирожки. Отец слушал, кивал, изредка задавая более конкретные вопросы о полётах и учёбе. Я отвечал, но часть внимания всё равно была рассеяна — я всё ещё находился под впечатлением от только что произошедшего.
Именно поэтому я не сразу заметил, когда в дверях клуба появился Ершов. Он вошёл не один, а с Натальей Грачёвой. Они о чём-то негромко переговаривались, и по выражению лица капитана было ясно, что разговор у них был деловой, без лишних эмоций. Хотя с Ершовым любой разговор был таким.
Я не мог разобрать, о чём они говорили из-за расстояния и шума, но видел, как Ершов остановился на входе и медленно, цепким взглядом опытного оперативника окинул зал. Его взгляд скользнул по мне, задержался на секунду и двинулся дальше. Потом он снова посмотрел на меня, тронул Наталью за локоть, и они направились в нашу сторону.
Отец, заметив их приближение по моему изменившемуся выражению лица, обернулся.
— Александр Арнольдович, — кивнул он Ершову, когда тот подошёл. — Здравствуйте.
— Здравствуйте, Василий… — Ершов слегка запнулся, — … Иванович. Поздравляю вашего курсанта с важным этапом в его жизни.
Его взгляд скользнул по отцу, потом по матери. Отец мгновенно оценил ситуацию. Уловив моё желание поговорить с ними, он аккуратно взял мать под руку.
— Лена, пойдём, посмотрим на фотографии, — он кивнул в сторону стенда. Всегда интересно было. Кто знает, когда ещё такая возможность представится? Сын, мы рядом, — обернувшись, сказал он мне.
Мать немного удивилась, но позволила себя увести, бросив на Ершова и Наталью короткий, оценивающий взгляд.
— Поздравляю, Громов, — Ершов повернулся ко мне. — Помните о долге, но не забывайте и о голове. Она вам ещё пригодится.
В его словах просквозила лёгкая, почти неуловимая доля иронии. Он сделал небольшую паузу, собираясь что-то добавить, но вдруг замолчал. Его взгляд метнулся куда-то за мою спину, глаза сузились, а губы сложились в тонкую, раздражённую ниточку. Он тихо, но отчётливо выругался себе под нос: «Чёрт…»
Я удивился. Видеть Ершова, теряющего самообладание, было так же странно, как наблюдать внезапный дождь в ясный день. Мне стало жгуче любопытно, что могло вызвать такую реакцию у всегда холодного и контролирующего себя капитана. Я обернулся, пытаясь проследить за его взглядом. Но позади меня была лишь пёстрая толпа гостей и курсантов: смеющиеся лица, мелькающие формы, гражданские платья. Ничего необычного. Никого, кто явно выделялся бы из этой праздничной массы.
Наталья тоже с любопытством вглядывалась в толпу, явно пытаясь понять, что привлекло внимание её спутника.
— Извините, — отрывисто бросил Ершов и, не глядя на нас, обошёл меня и направился вглубь зала.
Я проследил за ним. Он уверенно шёл, словно точно зная цель, и вскоре остановился возле невысокого, худощавого мужчины с залысинами, на вид лет сорока пяти. Мужчина был одет в скромный, но добротный костюм серого цвета и стоял в одиночестве, с безразличным видом наблюдая за людьми.
По его осанке и манере держаться — руки за спиной, чуть отстранённый, оценивающий взгляд — было ясно: это не чей-то родственник, а госслужащий, причём довольно высокого ранга.