— Неужели всё, мистер Линёв? Столько лет плодотворной работы вместе, — по-настоящему, искренне огорчён, хорошо же всё было. — Вы же понимаете, чего только не скажут в предвыборной горячке!
— Согласен, выборы, сгоряча можно и не то сказать. Но как я слышал, там, — генерал показал палец вверх, — многих насторожило то, что эта тема не вызвала возражений у кандидата Барнса. Получается, что по этому вопросу в американском обществе консенсус, всеобщее согласие.
— Это не так! Поверьте! К примеру, я! Я не считаю, что Россия не достойна быть лидером в космосе!
Разгорячился, признаю. На что и указал генерал:
— Мистер Веклер, мне-то зачем доказывать? Не я решение принимаю. На месте президента я бы не стал торопиться и захлопывать сразу все двери. Увы. Не мой уровень. Вы пока можете попрощаться со знакомыми, друзьями. Знаю, у вас они есть…
Но увидеть удалось только нескольких человек, остальные в отпусках — у русских лето излюбленное время отдыха — или в командировках.
Как там русские говорят? Настроение хуже некуда, истинно так.
— Чарли, останови здесь.
Надо напоследок оставить здесь несколько долларов. Хорошее кафе, круассаны не хуже французских, десерт замечательный и кофе умеют делать. И цены очень демократические в недемократической стране, а-ха-ха!
Из остановившегося за машиной с дипномерами серебристого фургона выходит пара человек, лениво оглядываются. Тоже идут в сторону кафе. Опередить их несложно. И надо, чтобы заказ быстрее получить.
При виде улыбчивой и очаровательной баристы с очень выпуклым бюстом настроение поднимается на несколько нанометров. Неожиданно для себя делаю патриотический выбор:
— Американо…
Перечислить остальной заказ не успеваю, меня вежливо трогают за плечо:
— Мистер Веклер?
Вопрос относится явно не к имени. Скорее, приветствие.
Откуда он меня знает? На меня доброжелательно смотрит мужское лицо. Улыбаюсь в ответ, силюсь вспомнить, а он в это время переводит взгляд за мою спину, через которую вдруг всё тело пронзает жгучая ветвистая боль. Вспышка доходит до мозга…
О, майн гат! Где это я? Тело не слушается, его потряхивает на металлической поверхности. В глазах нехороший туман, который разгоняет резкий запах. Нашатырь. Надо мной склонилось несколько лиц в масках. Не понимаю! Отказываюсь понимать! Меня что, похитили⁈ Гражданина США?
Машина, уже понятно, что это микроавтобус, останавливается. От небрежного, но увесистого пинка под рёбра на две секунды замирает дыхание. Защититься не могу, только сейчас понял, что руки скованы за спиной.
— Очухался, пиндос вонючий? — надо мной склоняется лицо в маске.
— Я — гражданин США, — через боль в левом боку выталкиваю слова.
— Так я ж и говорю, — удивляется маска, — пиндос поганый. Ну что, пиндосяра Майки, говорить будем?
— Что вы хотите?
— Сколько заплатил тем козлам, которые недавно ракету на Байконуре взорвали?
— Каким «козлам»? Какая ракета? Факин щит! Я ничего не знаю… — в глазах, ярко справа и бледно слева, взрывается вспышка.
— Будешь нам фуфло гнать, гондон звёздно-полосатый, мы тебя на флаг порежем, — сообщает маска не совсем понятное, но явно угрожающее.
Перед глазами замаячило лезвие, в животе разрастается холодок. Это же гангстеры! Головорезы! В глазах опять вспыхивает, на этот раз наоборот: ярко слева и бледно справа. Закрыться от града ленивых, но тяжелых ударов по лицу и телу невозможно. Попытка лечь набок или живот ни к чему хорошему не приводит.
Мне конец! С трудом справляюсь с волной паники, захлестнувшей разум. Одна мысль держит на плаву, как ненадёжная соломинка: «Им что-то надо, иначе сразу бы убили…»
— Сколько заплатил исполнителем диверсии на Байконуре?
— Двести тысяч… долларов… — проверить всё равно не смогут. А парни те успешно ушли, я это точно знаю.
— А-х-х-а-к! — получаю ещё один удар в корпус. Твёрдым ботинком.
— Не бзди, пиндосяра, — говорит ленивый голос. — Щас нет дураков за копейки подставляться.
Проверить не могут, а не поверить — да. Придётся правду сказать, она больше всего на правду похожа:
— Миллион на двоих…
— Чё-то как-то маловато будет. Пиндосия совсем обнищала?
— И хорошую работу в США.
— Как их звали? Имена! Имена, пиндосяра!
Холодное лезвие прижимается к влажной щеке.
— Григорий и Артур…
Допрос кончается плохо. Во всех смыслах плохо. От меня требуют показать на фото посольства кабинет работника, который со мной в контакте. Тычу пальцем в первое же попавшееся окно. Сжимаюсь от страха — не поверят!