РИА-блондинка недоверчиво улыбается, но вежливо не спорит.
— Почему вы говорите от имени всего поколения? — блондинка находит повод прицепиться сбоку.
— Средний возраст руководства Агентства не высчитывал, но точно меньше тридцати лет. Лет двадцать шесть. То есть мы это сделали. Те, кому сейчас от двадцати до тридцати.
— Виктору двадцать два года, Оля, — Кира улыбается коллеге предельно очаровательно.
— Солидарен с Виктором, — авторитетно вмешивается в беседу зампред. — Это достижение принадлежит всему их поколению. Будем надеяться, что оно не станет единственным.
— Да, — соглашаюсь на все сто. — Вполне возможно, именно сейчас кто-то заканчивает испытание автомобиля, который сможет проехать на одной заправке десять тысяч километров. Без цистерны топлива на прицепе, разумеется.
— Почему вы особо упомянули американцев, Виктор? — блондинка берёт пример с зампреда, обращаясь по имени, хотя, строго говоря, права такого не имеет. Жестоко отомщу! При случае.
— Как «почему»? Они — наши ближайшие конкуренты.
— А китайцы? — РИА-блондинка окончательно перехватывает инициативу.
Кира явственно излучает недовольство.
— Китайская космонавтика изначально глубоко вторична. Они до сих пор повторяют наши достижения и американские прорывы. Ничего своего они миру пока не предъявили. Я имею в виду абсолютно нового.
При следующем вопросе даже Кира глядит на свою товарку, как на дурочку.
— О полезной нагрузке вы сказали. Но что ещё вы сделали нового? Только прошу, не вспоминайте о Гагарине.
Подставилась девочка. Не собираюсь спускать ей такого прокола. Назидательно поднимаю палец, это во-первых.
— О Гагарине, Оленька, надо помнить всегда! — это во-вторых. — Сразу видно, что страшно далеки вы от космического народа, — начинаю на ней топтаться. — Вот Кира даже не спрашивает и, кстати, зря, Кира. Это ты понимаешь, что тоннельный запуск — абсолютно новое слово в мировой космонавтике, а далеко не все твои многочисленные зрители столь компетентны.
— Да, — Кира ловит подачу. — Повышенная полезная нагрузка — это всего лишь следствие тоннельного запуска, я правильно понимаю?
— Абсолютно правильно. Мы показали всему миру, что тоннельный старт возможен. Что это вполне рабочий вариант запуска, а не какие-то фантазии мечтателей-футурологов. Что он даёт ощутимую прибавку к грузоподъёмности. А ещё…
Демонстративно оглядываюсь, прикладываю ребром ладонь ко рту и громким шёпотом сообщаю:
— Ощутимо удешевляет запуск.
Меняю руку у лица, снова заговорщицки оглядываюсь и таким же громким и многозначительным шёпотом добавляю:
— Значительно удешевляет.
Насколько конкретно, говорить отказываюсь. Если станет известно, что стоимость заметно меньше миллиарда, то руководству Роскосмоса останется только застрелиться. Пусть поживут.
— Корпоративная тайна. Тем более что коммерческими запусками мы заниматься не собираемся. В ближайшие два года точно.
В это время в ЦУПе возникает лёгкое оживление. «Вимана» выходит на прямую связь.
— Там что, кто-то есть? — поражается зампред, вслед за ним журналистки. — Девушка?
— Можно и так сказать, — уклоняюсь от прямого ответа.
Но в меня вцепляются плотно и все сразу.
— Да нет, живого пилота нет, конечно, — выдавливают из меня признание. — Манекен с кучей датчиков и бортовой компьютер с нейросетью и синтезатором речи.
Уходим на обед. Время есть, до следующего сеанса связи больше часа. «Симаргл» тоже ещё полетает, ему скорость надо сбросить.
На этот раз разгонять зевак с крыш не пришлось. Проблему решили другим способом. Гуманным. В убежищах установили огромные плазменные телевизоры, на которые транслировался весь процесс с нескольких ракурсов. И сейчас данные с ЦУПа идут. Удобство победило. Что там с крыши разглядишь? Одна корысть — своими глазами увидеть. Но слабая, мало что рассмотришь. А вот с дрона или самолёта старт выглядит намного зрелищнее. К тому же запись можно в замедленном темпе пустить. Тогда вообще, не просто зрелище, а конфетка.
После обеда наблюдаем возвращение «Симаргла». Многонырковая схема. Ракета снижается до сорока километров и отскакивает, как плоский камешек, делающий «блинчики» на воде. На второй «блинчик» заходит над Чёрным морем, на этот раз его отбрасывает на высоте двадцать километров. Над Байконуром заставляем его делать «свечку», ракета окончательно теряет горизонтальную скорость, уходя на высоту пятьдесят километров.