— Признаться, недавно, но я создал космическое Агентство, так сказать, альтернативную Роскосмосу структуру. Само собой, мы только начали раскручиваться, но именно с моей организацией связаны будущие перспективы российской космонавтики.
Какое-то время мужчина изучает меня взглядом, заодно добивает своё последнее блюдо. Инга поглядывает на него с ехидцей: «Что, муженёк, сделали тебя?». Наконец Иннокентий приходит к какому-то выводу, хмыкает:
— На Хлестакова вы не похожи. А как называется ваше Агентство?
Тут я задумываюсь. Так что Света в бок толкает.
— Вить, ты там не уснул?
— Космическое агентство «Тоннель в небо». Только вот что-то мне название перестало нравиться, — поворачиваюсь к жене: — Как думаешь, будет звучать «Селена-Зет»?
Света одобряет, а наши визави ныряют в смартфон. Усмехаюсь. Решили проверить мои слова.
— Посмотрите ещё Ассоциацию «Кассиопея», аффилированная с нами структура.
Заканчивается вечер обменом визитками, взаимными заверениями о прекрасно проведённом вечере и ясно выраженном обоюдном намерении продолжить интересное знакомство.
14 января, понедельник, время 13:10.
Москва, пл. Смоленская-Сенная, д.32/34,
МИД, 3-ий Департамент по делам СНГ.
Не принял Родионович меня в одиннадцать часов, как договаривались. Он не виноват, начальство неожиданно на уши поставило, но всё равно раздражает пустая потеря времени. О чём я ему и втолковываю в самом начале разговора:
— Это не дело, Дмитрий Родионович. Всё-таки я представляю серьёзную организацию, нельзя мне попусту столько времени терять.
— Что ж сделаешь, Виктор Александрович? — разводит руками.
— Не знаю. Что-нибудь сделайте. Согласуйте с начальством, чтобы оно в курсе было…
Не усугубляю хронопотери, выказал недовольство и хватит. Приступаем к обсуждению.
— Вы сказали, что расскажете о визите в Астану только очно. Внимательно слушаю, Дмитрий Родионович.
— В общем-то, ничего особенного. Наши предложат казахам передать всё имущество, которое сейчас под управлением ЦЭНКИ. Безвозмездно или за символическую цену.
— Упрутся, — делаю короткий прогноз.
— Им будет сложно. Предложение будет жёстким. Или они соглашаются и продолжают получать арендную плату…
— И за что они будут её получать, если всё имущество станет нашим?
— Оставим формально что-то совсем ненужное. Если не соглашаются, то вешаем на них содержание инфраструктуры, вывозим своих людей и, естественно, прекращаем платить аренду. Им это тоже не интересно.
— Действительно можете так сделать? — у меня вспыхивает неподдельный интерес.
— Не хотелось бы, — вздыхает Родионович.
— Главное не в том, можете или не можете, — рассуждаю сам с собой, — а в том, чтобы казахи поверили.
— Есть нехорошее ощущение, что не поверят, — вздыхает, хоть и соглашается. — И ведь что интересно, грабительские условия заграничных дядь принимают и не жужжат, а с нас норовят содрать чуть ли не золотом за всякую ерунду. Слышали про Кашаганское нефтегазовое месторождение?
— Не, я ж не геолог. Вот про мыс Канаверал всё расскажу.
— Фантастического объёма месторождение на северном шельфе Каспия, естественно, казахи считали, что после открытия начнут в деньгах купаться, только вот сами подписали соглашение о разделе продукции. Теперь только тарелку после жирного обеда облизывают. Основной поток прибыли идёт Шелл, Эксон и их дочкам. Казахи жалуются, что им достаётся только два процента прибыли. Наверняка врут, но то, что получают крохи, это точно.
Родионович кратко пояснил, как работает СРП (соглашение о разделе продукции). Если коротко, то грабительская и коррупциогенная схема. Система, как в издевательской пародии: тебе половина и мне половина, твою половину — ещё пополам. Компания-подрядчик часть продукции забирает просто так в счёт погашения своих расходов. Остаток делится со страной-хозяином, обычно на паритетных началах. Само собой, свои расходы искусственно раздувает всеми способами. Сделать это элементарно, схема отработана, компания платит самой себе через фирмы-прокладки, формально независимые.
— Понимаете, Виктор, они для них гуру, казахи им в рот смотрят. Всё, что те ни скажут — откровение свыше, — Родионович потихоньку распаляется.
Зря. Это всего лишь условие задачи, которую надо решить. Замираю, возвожу глаза к потолку, что-то брезжит на краю сознания. Неуверенный свет, который боюсь спугнуть. Есть! Кажись, поймал идею. Не знаю, сработает ли, но попытка — не пытка.