— Стало быть, коллега, — тихо произнёс он, и на губах появилась едва заметная, почти грустная улыбка. Только теперь, с некоторым запозданием, Нолан понял: впервые за долгое время он столкнулся с кем-то действительно равным. Не по положению — по умению. По инстинктам.
И тот, как и он сам, совершил одну, ту же самую ошибку — недооценил человека, сидящего напротив.
Звёздная система Адлаг. Пояс астероидов.
«Цера» — средний транспортный корабль класса «пегас».
Фло в последние дни держался ближе к Скаю и подальше от мостика. Наш трусливый воришка, похоже, надеялся пересидеть бурю рядом с дроидом, не привлекая к себе внимания. Потому и старался не попадаться остальным на глаза.
Я нисколько не удивился, когда по пути к рубке управления парень пробурчал что-то невнятное про неотложную уборку и юркнул в боковое ответвление коридора, словно таракан, заметивший опасность.
На мостик я влетел, не оглядываясь по сторонам. Я не обратил на присутствующих никакого внимания. Было совершенно всё равно, кто находится в помещении — всё внимание оказалось приковано к тактическому столу, над которым парила объёмная проекция с корабельных радаров и сенсоров. Не поворачивая головы только небрежно кивнул, приветствуя всех сразу.
Именно поэтому я и прозевал удар.
Неожиданно на самой периферии зрения лишь мелькнула какая-то неясная тень. Кто-то шагнул мне на встречу, и в следующее мгновение моя голова взорвалась острой, пронзительной болью, словно её пробили раскалённым шилом. Наступило краткое мгновение беспросветной, всепоглощающей тьмы. В ушах противно и настойчиво зазвенело, словно там поселился целый рой разъярённых космических шершней. И лишь спустя несколько мучительных секунд я с трудом осознал себя лежащим на холодном металлическом полу мостика.
Затуманенный взор с неимоверным трудом пытался сфокусироваться на расплывчатых окружающих предметах. Звуки доносились словно сквозь толщу мутной воды, искажённые и приглушённые.
Слышны лишь приглушённые голоса. И ещё чей-то неприятный смех.
Я предпринял отчаянную попытку подняться, но тут же едва не рухнул обратно на пол. Стоило оторвать дрожащую руку от холодной поверхности, служившей мне хоть какой-то дополнительной опорой, как моё тело, потеряв точку равновесия, полностью утратило ориентацию в пространстве, беспомощно заваливаясь набок.
Пульсирующая головная боль с каждой секундой становилась всё сильнее, словно кто-то методично забивал гвозди прямо мне в череп. На этом мучительном фоне сквозь шум в ушах начали пробиваться обрывки чьих-то голосов.
Смех прекратился.
Теперь вместо него крики.
Мне показалось, что это Ниамея кричит на кого-то, её обычно сдержанный голос был полон ярости. Но я не был уверен. Зрение всё ещё отказывалось нормально функционировать, расплываясь мутными пятнами перед глазами. А мозг наотрез отказывался складывать бессвязные звуки речи в понятные мне слова.
Я не уверен, сколько мучительно долго продолжалось это состояние оглушения и дезориентации. Внезапно меня накрыло странное чувство дежавю — рядом со мной появилась чья-то расплывчатая, нечёткая фигура, и в тот же миг мои ноздри обожгло резким, знакомым запахом. Из глаз непроизвольно брызнули слёзы, прочищая затуманенное зрение.
— Я помогу вам подняться. Пожалуйста, старайтесь не делать резких движений, — вместо старика Блюма раздался тихий, напуганный до дрожи женский голос. Мадам Элоис: прострелила воспоминанием память спустя долю секунды, наградив очередной вспышкой боли.
Такое чувство, что я только что снова пережил головокружительный полёт с немыслимыми перегрузками.
Хорошо же меня приложили.
Да, сомнений не было — на меня точно напали.
От осознания этой мысли я попытался вскочить на ноги. Не рухнул обратно только благодаря помощи соцработницы. Хрупкая женщина подставила своё плечо и помогла мне устоять.
Мадам Элоис снова приблизилась. Лицо её выглядело бледным, как пепел, вытянутое и осунувшееся. Казалось она постарела разом лет на десять. Её пальцы дрожали, как у марионетки, у которой вот-вот порвутся нити и та лишится поддержки своего кукловода. В глазах — бездна, сухая, иссушающая, как воронка чёрной дыры. Заглянув в них мне невольно стало не по себе и я поспешил отвернуться.
В её руке дрожала склянка — та самая, знакомая до отвращения. С мутной, отвратительно пахнущей жидкостью от доктора Блюма. Я узнал этот запах сразу — резкий, кислый, с примесью чего-то горького. Даже без сотрясения от него выворачивало, а сейчас — тем более. Желудок сжался в тугой ком, и я машинально попытался отпрянуть, но мадам мягко, при этом весьма настойчиво, всё же поднесла склянку ближе.