Снаряды впились в каменные громады, с хрустом выбивая многотонные глыбы, обращая монолитные породы в бушующее облако обломков. Спустя мгновение пространство, по которому только что пронеслась «Цера», превратилось в бешеный водоворот разлетающихся осколков — живую бурю из пыли, крошки и смертоносных булыжников.
Эта каменная метель, конечно, не остановит бронированный корабль Пожирателей, но она подарит драгоценные секунды, необходимые для того, чтобы временно скрыть быстро уходящих беглецов из поля зрения вражеских радаров и сенсоров.
Ещё один отчаянный рывок — и широкая пасть грузового шлюза, расположенного в кормовой части корабля, с шипением раскрылась, обнажая чёрную, манящую бездну внутреннего пространства. Силовое поле, удерживающее атмосферу, на мгновение мигнуло тусклым светом и полностью погасло. Мощные потоки воздуха с оглушительным свистом хлынули наружу, увлекая за собой массивный вездеход и тяжёлые грузовые контейнеры более не закреплённые магнитными замками.
Пилот действовала виртуозно.
Холодный расчёт, точность хирурга и звериное чутьё позволили ей безошибочно поймать тот единственный, идеальный момент и отправить груз, оснащённый мощным маяком-ловушкой, точно в узкий просвет между двумя надвигающимися друг на друга астероидами, чтобы преследователи приняли его за уходящий корабль.
И тут же, не теряя ни доли драгоценной секунды, бросить «Церу» в головокружительный, рискованный манёвр, уводя массивный корабль в другой, ещё более узкий и извилистый каменный проход, где любое неосторожное движение грозило неминуемой катастрофой.
Единственная, даже мимолётная ошибка в управлении, могла означать мгновенную смерть для всего экипажа.
Но она не ошиблась.
Жаль, но её невероятное мастерство, без всяких сомнений, величайший пилотажный триумф в отчаянной попытке выжить, остался никем не замеченным в суматохе боя. Ниамея оказалась единственной на мостике, кто, стиснув зубы и напрягая все свои физические и волевые резервы, не потерял сознание после чудовищных перегрузок, вызванных её же собственными, граничащими с безумием маневрами.
Пробуждение отозвалось мучительной судорогой в каждой клетке тела. Нестерпимая сухость сковала рот, язык словно наждачная бумага прилип к пересохшему нёбу, а горло саднило и жгло так, будто его изнутри исцарапали острыми осколками. Зрение отказывалось фокусироваться, мир вокруг представлялся хаотичным нагромождением расплывчатых цветовых пятен, словно взгляд пытался пробиться сквозь толстую, деформированную линзу из мутного стекла. Лишь слух, как ни странно, сохранил относительную ясность. Несмотря на навязчивый, тонкий писк, пульсирующий в ушах, я отчетливо различал настойчивый голос старика Блюма.
— Декстер, вы меня слышите? — его слова звучали вновь и вновь, пробиваясь сквозь пелену оглушенного сознания.
Однако тело отказывалось подчиняться. Попытка ответить обернулась лишь невнятным, гортанным мычанием, бессмысленным набором звуков, рождающихся в сведенных судорогой связках. Разум отчаянно пытался пробиться сквозь густую пелену оцепенения, но контроль над собственным телом казался недостижимым.
Наконец, после нескольких долгих минут его безуспешных попыток, голос старика Блюма стих. Слабая надежда мелькнула в затравленном сознании:
«Может, он понял… дал мне передышку».
Но едва я набрал в грудь воздуха, как новая волна боли пронзила лицо. Ощущение было такое, словно в ноздри вонзили раскаленные иглы, которые, минуя все преграды, вонзились прямо в мозг, пробив череп до самого затылка. Инстинктивно я попытался откинуться назад, но резкая боль в плечах напомнила о ремнях безопасности, все еще крепко удерживающих меня в капитанском кресле. Слезы хлынули с новой силой, обжигая щеки. И, как ни странно, вместе с этой мучительной болью ко мне начало возвращаться зрение. Расплывчатые пятна постепенно обретали форму, складываясь в очертания знакомой рубки управления.
В руках старика Блюма я заметил знакомый небольшой флакон. Совсем недавно он использовал его, чтобы привести в чувство Ниамею. После того памятного инцидента, когда из-за возникшей неразберихи и взаимного недопонимания, он же сам её и вырубил, активировав функции рабского ошейника.
— Моя личная разработка, — с мягкой улыбкой произнес доктор Блюм, очевидно, решив, что мой затуманенный взгляд выражает любопытство.
— Где мы? — спохватился я, вспомнив о Пожирателях. — И где Ниамея?
Мой взгляд скользнул по мостику и зацепился за пустующее кресло пилота.