— Ты знаешь, у тебя ведь настоящий талант к рисованию, — прервал тишину Ишикава.
— Да ладно, перестань, — хмыкнул Каменато. — Только не продолжай, не говори, что я должен использовать его и переехать в Миддл-Таун или что-нибудь в этом роде.
— Почему? — удивился Ишикава. — Это реальнее, чем ты думаешь.
— Может, мне просто там не место, — ответил Каменато. — Я не вписываюсь в твой благополучный деловой Миддл-Таун.
— Значит, ты думаешь, что вписываешься сюда? Гетто твой настоящий дом и все такое прочее? — в голосе детектива звучала неприкрытая ирония, и Каменато это не понравилось. Не хватало еще, чтобы какой-то недоделанный коп читал ему нотации. Пусть он и помог ему с ублюдками Микая, это еще не давало ему право учить Каменато жизни.
— Оглянись вокруг и поймешь, что сюда не вписывается никто, по собственной воле, — огрызнулся Каменато.
Ишикава промолчал.
В окно уже начинал прорываться слабый свет, такой же тусклый и серый, как и все вокруг. Привычный пейзаж Гетто оставался неизменным, все тот же дым из заводских труб. Слабые отблески восхода скрывал плотный смог.
— Я бы на твоем месте тоже забыл прошлое, — угрюмо сказал Каменато, переводя тему. — Если бы у меня была такая способность, не раздумывая бы все забыл.
Каменато прошелся взглядом по портрету на стене. Он не мог избавиться даже от собственного рисунка, не то что от прошлого. Трус и слабак.
Сестре Ишикавы повезло хотя бы в том, что брат любил ее. Безоговорочной безусловной любовью младшего брата. А эта любовь такова, что даже если захочешь разлюбить или возненавидеть — не сможешь.
— Я не хотел забывать, — сказал Ишикава после долгой паузы. — Это не мой выбор. Лучше помнить, даже если правда неприглядна. Это помогает найти правильные цели.
— Правильные цели, — усмехнулся Каменато. — Ну, ты и загнул. Моя вот цель — жить сегодняшним днем и главное, выжить в этом мире всем назло.
— Ну, с этим ты пока справляешься, но удача дама капризная, завтра может отвернуться и что тогда? Ты хочешь стать очередной жертвой сволочей, которые поймали нас в переулке?
— На все воля Аканэ, — упрямо ответил Каменато, все больше раздражаясь. — Ишикава, ты неплохой парень, но давай без нотаций. Мы с тобой не родня и не друзья, чтобы ты учил меня жизни. Я выполню обещание, мы разбежимся и вряд ли когда-нибудь еще встретимся.
— На все воля Аканэ, — согласился Ишикава. — Я не собирался учить тебя, успокойся. Просто жаль, что свой талант ты растрачиваешь на стены. Вот и все.
Каменато едва удержался от детского утверждения «мой талант, на что хочу, на то и трачу» и промолчал.
Может, со стороны Ишикавы его жизнь и выглядела убогой — Гетто, эта квартира, граффити и птицы — пусть так, но Каменато она вполне устраивала, и он ничего не хотел в ней менять.
Они еще какое-то время лежали в темноте, пока свет не стал более плотным, хотя все таким же серым. Перевести разговор в более обыденное русло никто так и не удосужился. Невыспавшиеся и раздраженные, Каменато и детектив Ишикава стали понемногу вставать. Они по очереди умылись и, не теряя времени, направились в сторону девятых ворот в Миддл-Таун.
Утром Гетто выглядел ничуть не лучше, чем вечером, разница была лишь в том, что теперь, в грязно-сером свете были лучше видны все его закоулки и обшарпанные дома. Каменато по привычке закрыл рот и нос платком: дышать тут было тяжело, воздух наполняли химикаты и вонь окружающей Гетто свалки. Ишикаве ничего не оставалось, как поднять воротник куртки.
Они вышли довольно рано и навстречу им шли рабочие в разных, одинаково унылых, фабричных комбинезонах. Они курили, переговаривались и смеялись грубым каркающим смехом над шутками, понятными лишь им. Каменато упорно отводил глаза, вид этих рабочих наводил на него тоску. Если бы он не сбежал из центра после того, как случайно услышал, что его собираются отдать в воспитательный дом, он бы, возможно, стал одним из них. Таким же рабочим с огрубевшей кожей на руках и лицом серым, как и местное небо. Может быть, Ишикава в чем-то и был прав — Каменато не принадлежал этому миру, не хотел работать на заводе или вступать в одну из многочисленных банд. А здесь эти две прослойки общества преобладали. Где же в таком случае его место? В Миддл-Тауне, который он так старательно ненавидел?