Не выдержав, стрельнул сигаретку у прохожего и закурил. К черту, бросит как-нибудь потом. Табак горчил на языке, сигаретный дым растворялся в прохладном воздухе, и все вроде было как всегда, но на душе почему-то скребли кошки. Чему он хорошо научился в Гетто, так это тому, что много думать вредно. Следовало позаботиться о сегодняшнем дне, думать о будущем было не в его привычках.
На следующее утро Каменато проснулся после очередного кошмара, но на этот раз ему повезло больше — он не помнил и половины увиденного. Снова какая-то паршивая сцена из детства, неприятно, но хотя бы ничего нового. Видимо, благодаря Ишикаве открылись старые раны. Но ведь и он подкинул Ишикаве те еще сновидения. Можно сказать, теперь они были квиты. Однако благодаря этому Каменато решил больше не тянуть с поисками клуба, который увидел в своих видениях. В конце концов, раз ему не место среди нормальных людей, пора искать местонахождение ненормальных. Мысль, что надо найти этот клуб, засела где-то на грани сознания еще с тех пор, как он увидел его. Выходя из квартиры Ишикавы, Каменато уже знал, что рано или поздно попробует найти этот клуб.
Он закрыл глаза, снова возвращаясь в то странное размытое видение. С предметами всегда выходило тяжелее, но альтернативы все равно никакой не было. При одном воспоминании о кулоне у него начинала болеть голова. Но все же он многое смог увидеть. Разодетые люди, парящие в воздухе предметы, огонь из рук — это было реально или, может, все это лишь умелые фокусы? Он должен точно узнать.
Он хотел бы, чтобы эти люди существовали на самом деле, и чтобы их «таланты» оказались настоящими. Тогда он перестал бы быть не таким, как все, и стал бы одним из них. Он — не ошибка природы, как считала родная мать.
Пришлось изрядно покопаться в старом шкафу, чтобы найти более-менее чистый альбом для рисования и разного уровня пригодности карандаши. Не то чтобы Каменато не рисовал на бумаге, просто бумага долго не жила, и к тому же все его альбомы поразительно быстро кончались. Альбом он засунул в рюкзак. На крыше проверил птичек, они уже дожидались завтрака, нетерпеливо разминая крылья и гордо вышагивая по бордюру. Сегодня вся троица его любимчиков была в сборе и еще несколько их друзей-приятелей тоже прилетели поживиться.
— Работаете за еду, — улыбнулся Каменато. — В этом мы похожи.
Он приберег кое-что для них, кусок черствого хлеба, но они были рады и этому. Потом Каменато посмотрел, где летали вороны и не дожидались ли его старые «друзья» — оригинальностью их методы никогда не отличались. Он знал, что сегодня-завтра его обязательно подкараулят, дабы преподать очередной урок вежливости. Но лучше бы знать заранее, когда не стоит возвращаться домой. Пора уже искать новую квартиру, в этой его вскоре могут найти.
Он вышел на улицу и пошел в сторону пустыря. Здравый смысл подсказывал, что нужный ему клуб находился где-то недалеко — девушка, на который был кулон, возвращалась из него, когда проходила здесь.
Желтая полицейская лента одиноко билась на ветру. Вокруг пустыря возвышались дома, даже днем здесь было неуютно, а ночью это место наверняка выглядело еще более жутко. Как кому-то могло прийти в голову возвращаться этим путем? Даже если у девушки были какие-то особые «таланты», в итоге они ее не спасли.
Каменато бросил рюкзак на землю, достал из него альбом, карандаш и сел по-турецки на то самое место, где нашли девушку. Прямо на него смотрела серая стена заброшенного здания — еще один немой свидетель происшествия. Каменато глубоко вдохнул прохладный воздух и прикоснулся ладонью к стене. На ощупь она оказалась холодной и шершавой. На этот раз Каменато не стал искушать судьбу и, увидев все, что хотел, отдернул руку от стены.
«Обойдемся, пожалуй, без припадков на этот раз, чего ради стараться без зрителей», — усмехнувшись собственному цинизму, подумал он.
К тому же, он увидел достаточно. И стал рисовать. Он хотел изобразить девушку, раньше ее лицо ускользало от него. А нарисовать он хотел именно ее, а не сестру Ишикавы, образ которой легко мог наложиться в его воображении на лицо этой девушки. Она была совсем молоденькой, внешность ее ничем не бросалась в глаза, казалась даже неприметной. Какие «особые таланты» скрывались за этой внешностью?