После этого он вернулся к машине, где его уже ждали коллеги. И они наконец тронулись в обратный путь.
— Может, стоило оставить тебя там, — хохотнул Савамура. — Интересно, как бы ты добирался до участка.
Но Джин не слушал Савамуру. Он думал о граффити, которое в точности передавало место преступления. Нарисовано оно было ночью, значит, к тому времени девушка была уже мертва, и художник просто срисовал эту картину по памяти. В то, что он мог сначала нарисовать, а потом пойти убивать, верилось с трудом — разве смог бы он так точно передать место действия, позу жертвы и даже ее одежду? Был еще и третий вариант: граффитист сначала убил, а потом пошел рисовать, предаваясь самолюбованию и чувству собственной безнаказанности. Но в таком случае он был слишком спокоен и неосторожен. Либо он полный псих и больной на всю голову, либо все-таки ни при чем. Но если он видел убийство или его результат, то мог бы помочь Джину. Как ни крути, граффитист — его единственная зацепка в этом деле. Было бы наивно полагать, что тот тут же кинется сообщать об увиденном в полицию, рискуя попасть под подозрение и загреметь в Дзигоку. Но ведь Джин не применял методы своих коллег, не собирался он отправлять на верную смерть невиновного. Ему бы найти паршивца и просто допросить, понять, что он знает и откуда в его «шедевре» так много подробностей убийства. Если бы Джин смог раскрыть хоть одно дело, это упростило бы ему жизнь... ну или по крайней мере он бы не чувствовал себя таким неудачником.
Глава 4
4. Казуя Каменато
Каменато никогда не чувствовал себя в безопасности, даже находясь в Миддл-Тауне. Он прятал руки в карманы, натягивал капюшон просторной толстовки и старался ни с кем не встречаться взглядом. Ему претила атмосфера спешки, царившая в деловых районах с высотками. Его раздражал дух благополучия, которым пропитались спальные районы окраины Миддл-Тауна. Да что и говорить, сам воздух был здесь в тысячу раз чище, на вкус он походил на минералку, отфильтрованную и обогащенную полезными витаминами. Это заставляло Каменато чаще тянуться к пачке сигарет и разбавлять идиллию сигаретным дымом. Немного расслабиться он мог лишь вдыхая привычные пары дешевого табака.
Стена не просто разделяла город-государство Хашигеро на две части. Была ведь еще одна стена — между Миддл-Тауном и Элит-сити, и наверняка там, в самом сердце золотого района, выходцы из Миддл-Тауна тоже чувствовали себя изгоями. Каменато лишь предполагал, откуда ему знать, он ведь в Элит-сити никогда не был, в отличие от Миддл-Тауна. Но вот к людям из Гетто относились в Миддл-Тауне как к мусору, стоило им лишь увидеть железный браслет. Даже если кому-то из Гетто выдавали официальное разрешение на работу в Миддл-Тауне. Железный браслет — как клеймо, с ним человек становился низшим существом. И если кто-то попадал в Гетто, шансы на то, что он сможет вернуться в Миддл-Таун, были ничтожно малы.
Над Миддл-Тауном генерировалось поле, как, впрочем, и над Элит-сити, которое фильтровало воздух. Вода, конечно же, тоже проходила все этапы фильтрации, прежде чем попасть в водопровод. Чистые улицы, многочисленные камеры видеонаблюдения, электронные датчики на всем, электронные замки, голографы на каждом углу, рекламирующие товары и услуги... все блестело здесь искусственным лоском. Кричало о прогрессе и благополучии.
Иногда Каменато думал, каким мог бы стать, если бы жил в этом отполированном мире с рождения, если бы не знал и не видел того, что довелось наблюдать в Гетто. Наверное, был бы таким же, как все эти лощеные «пиджачки», что спешили мимо. Остались бы при нем его таланты? А любовь к рисованию? Вряд ли.
Сигарета тлела в пальцах, поглощенный своими мыслями, Каменато совсем забыл о ней. Он бросил ее на асфальт. Чистота здешних улиц — не его забота. Скорее наоборот, его заботой в данный момент было лишить эти улицы чистоты. Он взглянул на свой очередной настенный шедевр. На этот раз ничего общего с реальностью в этом сюжете не было и в помине — мрачный строй скелетов вышагивал по кровавой дороге, ведущей в темноту. Кажется, после невероятного везения, когда ему удалось сбежать от копа, он стал беспечнее и теперь откровенно нарывался, снова рисуя граффити в Миддл-Тауне. Но именно здесь, делая первый штрих по девственно чистой стене, Каменато чувствовал ни с чем не сравнимое вдохновение. Ощущение, ради которого он готов был рисковать и нарушать границы, ведь в Гетто с огромным трудом можно найти чистую стену, там приходилось рисовать на чужих «шедеврах».