В голове все еще шумело от выпитого шампанского, а в мыслях творился сплошной бардак. Ей и хотелось продолжения с Юу, и там же, с этим желанием, соседствовали десятки опасений и всяческих «но».
Да что может случиться от одного небольшого, но приятного приключения?
Вспомнив манящий шепот: «ты потрясающая», Кэрри невольно улыбнулась.
После следующей встречи — почему-то Кэрри не сомневалась, что встреча эта состоится, — она все прекратит, если, конечно, будет что прекращать. Потому что после второго раза новизна ощущений пропадет, а Кэрри перестанет быть потрясающей, и он не захочет встретиться вновь. Но этот план ее вполне устраивал. Давным-давно она обещала себе: никаких долгих связей, никаких сожалений, никаких планов на будущее, иллюзий и главное — привязанностей. Она и так слишком долго добивалась того, чтобы ее жизнь стала такой, как сейчас — упорядоченной, привычной, без сюрпризов и без тех чувств, выгнать которые из своего сердца и жизни стоило больших усилий. Больших и болезненных и, в некотором роде, даже опасных для окружающих. С ее-то талантами...
Она научилась держать себя в руках, управлять эмоциями и всегда улыбаться. Всегда. Потому что все, что ей нужно от элитных мальчиков — их деньги. Они польщены ее вниманием, она — чаевыми. И все довольны, все получают то, что хотят. Если воспринимать них, как средство достижения цели, думать, что она лишь использует их в своих интересах — работа в клубе становилась вполне нормальной и не напрягала лишними моральными терзаниями. Пусть думают о ней, что хотят, пусть ведут себя, как свиньи, пусть — она знает правила этой игры, потому что они не увидят ее реальных эмоций, да и нет у нее к ним никаких эмоций, если уж на то пошло. Она хотела донести эту мысль до Казуи, ведь новенький так походил на нее из прошлого, молоденькую и наивную. И лучше бы он прислушался к ее советам, потому что жизнь — суровый учитель и не щадит ничьих чувств.
Но сегодняшний секс с клиентом был не из-за денег. Ее бы не оскорбило, если бы он спросил «сколько за все», и, пожалуй, если бы он сделал это, она взяла бы с него и за секс, просто из желания быть той, за кого ее принимали. Но он удивил ее. Да и она сама себя удивила не меньше.
И все же не было никаких причин для беспокойства. Красивый мальчик, хороший секс, скорое легкое прощание. И все вернется на круги своя, как было до него, как будет после. Можно сказать, что в этом случае все получали, что хотели, и так уж случилось, что хотели они с Юу одного и того же. Так почему бы и нет?
Она уже почти заснула, как на нее не очень-то аккуратно приземлилась кошка. Черная шерсть делала ее почти невидимой в темноте, если бы не зеленые глаза, блестевшие двумя маленькими огоньками. Недолго думая, Кэрри схватила кошку в охапку и, наконец, уснула.
Глава 2
2. Казуя Каменато.
После ухода Ишикавы, точнее Джина, Каменато еще немного постоял на улице. Как странно было называть детектива, этого копа, чье присутствие в его жизни стало занозой в заднице, по имени. Конечно, он помог ему, но требовал взамен столько, что Каменато уже был не рад его помощи. И даже отказать сразу не мог. Он перебирал в пальцах пластиковую карту-пропуск и пытался упорядочить мысли, которые роились в его голове, как муравьи на сахаре.
«Откажи! — так и вопили в нем чувство самосохранения и здравый смысл. — Придумай причину и скажи — прости, но помочь не смогу».
А потом в спор вступало чувство стыда: «А ведь он вытащил тебя из западни, которая могла бы стоить тебе жизни. Вытащил не в первый раз. А ты вроде хотел вернуть ему долг. Разве это не отличный повод сделать это?». Повод был отличный, но слишком рискованный.
Каменато вернулся в свою маленькую каморку и завалился на кровать. Музыка из зала долетала до него и не давала уснуть. В эту ночь Кэрри больше не приходила, видимо, была занята в клубе и забыла о нем. Но еды у Каменато хватало — он успел набрать себе из кухни, прежде чем пришли первые работники. Он проверил телефон, только сейчас прочитав сообщение Ишикавы — так вот почему коп бубнил какую-то бессвязную ерунду про телефон.
Перед сном Каменато достал альбом и рисовал все, что приходило в голову. Этот процесс всегда успокаивал его. Когда его, наконец, сморило, во сне он увидел, как снова рисовал портрет Ишикавы. На этот раз они сидели на траве, где-то явно не в Гетто. И рука против воли рисовала вовсе не то, что он хотел изобразить, наносила резкие беспорядочные штрихи. Всякий раз, когда он бросал взгляд на альбомный лист, видел разные картинки, фрагменты воспоминаний детектива, которые случайными вспышками проносились перед глазами. Он пролистал альбом, полный подобных рисунков — резких, темных, обрывочных кусочков воспоминаний, чужих лиц, эмоций, в основном негативных, самых сильных.