Картер опустился напротив, прислонившись к стене, винтовка на коленях. «Чисто. Задвинул пару столов». Я тупо кивнула. Столы. Против них. Смешно.
«Как думаешь… они…?» — голос предательски дрогнул. Мэтт. Я только что его нашла. Неужели рок снова отнимет? Везение… какая злая шутка.
«Не знаю,» — его голос был тихим, почти беззвучным. Он не лгал. В этом мире не лгут о таких вещах. Нет гарантий. Нет спасения. Только отсрочка. Каждый миг – тиканье невидимой бомбы. И она всегда взрывается. Рано или поздно.
Мы сидели в этой гробнице, в этой ловушке, казалось, целую вечность. Вслушиваясь в тишину, которая кричала громче любых стонов. Ждали.
«Кем ты был?» — не выдержала я. Молчание убивало. Картер выглядел как призрак, но расслабиться никто не мог. Адреналин все еще кипел в крови.
«Какая теперь разница? Того мира нет». Резко, холодно. Он смотрел на дверь, на хлипкую баррикаду.
«Да просто пытаюсь поговорить, твою мать! Люцифер!» Я знала, почему он такой. Запереться, окаменеть. Я и сама хотела. Но одиночество тоже убивает. Медленно, мучительно.
И тут… Три тихих, осторожных стука в заляпанное окно. Я вздрогнула, сердце ухнуло в пятки. «Это они!» — прошептала я, уже поднимаясь. Но Картер молниеносно оттолкнул меня плечом, его нож уже был перед ним, тускло блестя в свете фонаря. Он был готов убивать.
Сквозь грязь на стекле виднелись четыре силуэта, призрачные, искаженные. Картер медленно отодвинул столы, не опуская ножа, пока все четверо не протиснулись в затхлое помещение. Мэтт вошел первым, дикий, затравленный взгляд метался по сторонам, пока не нашел меня. Воздух со свистом вырвался из его легких.
В следующую секунду я утонула в его объятиях. Запах пороха, пота и страха. «Слава богу… ты цела…» — прошептал он, его губы коснулись моего лба. И тут же отстранился, поворачиваясь к остальным.
Рамон был белый, как мел. Но Бет… Бет была кошмаром. Безжизненная кукла на руках Рамона. Кристал поддерживала ее с другой стороны. Блондинка была покрыта липким потом, глаза закатились, изо рта вырывались тихие, булькающие хрипы. В воздухе повисло что-то тяжелое, зловещее. Мой взгляд приковало к ее животу. Темное, мокрое пятно на блузке расползалось, пропитывая ткань. Рамон осторожно, почти благоговейно, опустил ее на липкий кухонный стол. И я увидела. Рваная рана. Глубокая, уродливая. Края были фиолетово-черными, воспаленными. И следы зубов. Неровные, глубокие. Человеческих зубов.
Ее укусили.
Я вскинула голову, встречаясь взглядом с Мэттом. На его лице застыла маска чистого ужаса и абсолютной безнадежности. «Ее… схватили, когда прорывались. Их было… господи… их было слишком много».
Они пытались что-то сделать, зажать рану. Бесполезно. Слишком поздно. Мы все знали. Одного укуса достаточно. Яд уже в крови. Рамон сжимал ее руку, его губы шевелились, шепча что-то бессвязное. Слезы текли по его лицу, он не пытался их сдержать, глядя, как жизнь утекает из нее, как вода сквозь пальцы.
Картер отступил в тень, отвернулся. Лицо – непроницаемая маска. Но я видела, как судорожно дернулся желвак на его щеке. Он видел это раньше. Слишком много раз. Лихорадка. Агония. Жар, что выжигает изнутри. А потом… тишина. И возвращение. Но уже не человеком. Пустая оболочка, движимая одним инстинктом – жрать. Оставалось только одно. Акт милосердия. Или ужаса.
Тишина в комнате стала густой, как кровь. Только тихие, жалобные хрипы Бет, переходящие в низкое горловое рычание, и сдавленные, рвущие душу рыдания Рамона. Я не могла. Не могла дышать этим воздухом, видеть это, слышать это. Меня вывернуло бы наизнанку. Я развернулась и выскользнула из этого склепа обратно в ночь, подальше от запаха смерти, отчаяния и грядущего ужаса.
Картер вышел через пару минут. Руки в карманах, лицо – камень. Мэтт появился следом. Он вытирал руки о штаны. На его ладонях блестели свежие, алые мазки. Лицо было серым, мертвым.
«Они… остались. Похоронить,» — его голос был глухим, чужим. Тишина повисла между нами, тяжелая, как могильная плита. «Нам надо уходить. Сейчас. Пока это стадо… пока они нас не нашли. Они просто… они разорвут нас». Он посмотрел во тьму, туда, откуда слышался нарастающий гул – сотни шаркающих ног, сотни голодных стонов. Орда шла. И она была близко. Очень близко.