Следующие дни превратились в пытку. Стоило закрыть глаза, как я снова видела ее падающее тело, а из тьмы возникал образ отца. Я просыпалась в холодном поту, заливаясь слезами. Картер был рядом, держал меня, пока рыдания не стихали и меня снова не поглощала изматывающая усталость. Это был бесконечный, мучительный круг, и я чувствовала себя совершенно опустошенной. Больше всего на свете хотелось сбежать от этой жестокой реальности, но я понимала – на исцеление потребуется время.
Каждое утро я приходила к могиле Мелани и говорила с ней, рассказывала о том, что творилось у меня на душе. Я знала, что ответом мне будет лишь тишина. Но где-то в глубине сердца теплилась надежда, что там, где она сейчас, она слышит меня. И что она наконец обрела покой.
Это место просто обязано быть лучше, чем этот безжалостный мир.
Часть 46
Год спустя...
Склонившись над скромным самодельным надгробием, я тяжело вздохнула. Мне не хватало лучшей подруги так, как не передать никакими словами.
«Наше место расцветает, Мэл, – прошептала я, касаясь ладонью влажной земли, словно пытаясь стать к ней ближе. – Если бы ты только могла это видеть…»
С той самой ночи нападения нас не отпускала тревога. Вернутся ли они? Закончат ли начатое? Почти каждую ночь я проводила на страже, готовая к худшему, но оно так и не наступало.
Я была совершенно разбита. Сломленная душа, чудом выкарабкавшаяся из беспросветной тьмы отчаяния.
«Ты готова, родная?» – за спиной раздался голос мужчины, которого я любила всем сердцем. Он протягивал мне руку. Я крепко вцепилась в нее, позволяя ему притянуть меня в свои сильные объятия.
«Да. Готова».
Мы шли молча. Лишь изредка снаружи, за оградой, раздавался чей-то стон, но нас это уже не тревожило. Золотистые гирлянды лампочек оплетали главное здание, разгоняя сумрак спускавшейся ночи. В клумбах, пробиваясь сквозь почву, тянулись к свету недавно посаженные цветы.
Звуки, доносившиеся из холла, были музыкой для души. Детский смех, радостные возгласы, звон бокалов... Мы праздновали год мира – хотя в этом истерзанном мире едва ли можно было быть уверенным в том, что он продлится долго.
Картер усадил нас за небольшой круглый столик, все так же не выпуская моей ладони. Мы смотрели, как Мэтт призывает собравшихся к тишине.
«Сегодня мы празднуем! – начал Мэтт. – Мы выстояли, у нас есть безопасное место, которое мы зовем домом». Я взглянула на Брента – на его губах играла та же печальная улыбка, что и на моих. Я знала: мы оба думаем о той, кого сегодня не хватает рядом. «Целый год! – продолжал Мэтт. – Мы вкалывали до седьмого пота, мы возвели это место буквально из пепла, и каждый из нас может по праву гордиться собой!»
Я перевела взгляд на Картера. Его глаза цвета карамели были прикованы ко мне, с губ не сходила нежная улыбка, а большой палец продолжал ласково чертить круги на моей ладони. Без него… без моей семьи… меня бы здесь просто не было.
«За новую жизнь!» – Мэтт поднял свой бокал, улыбнулся мне и сделал глоток. Толпа взорвалась радостными криками, а из старенького CD-плеера, который раздобыл кто-то из разведчиков, полилась тихая, едва слышная мелодия.
Мы молча наблюдали, как люди кружились в танце по залу. Счастье светилось на их лицах, и я невольно улыбнулась.
«Пойдем со мной», – Картер наклонился ко мне. В его глазах появился тот особый блеск, которого я давно не видела. Он явно нервничал.
Я пошла за ним через небольшой сквер, пока мы не оказались у старого колеса обозрения – того самого, где мы когда-то помирились. Он усадил меня в кабинку рядом с собой. Его руки крепко сжимали мои, нижняя губа чуть заметно дрожала – он явно пытался подобрать нужные слова.
«Что ты задумал, Люцифер?» – с усмешкой поддразнила я, но он лишь закатил глаза.
«Я хотел сказать тебе спасибо… за то, что спасла меня, Кэти. Ты вернула свет в мою жизнь, когда мне казалось, что вокруг – лишь беспросветная тьма». Глаза защипало от подступивших слез, но я не отрывала от него взгляда. «Я знаю, мы не ведаем, сколько нам отведено, – продолжил он, – но каждый отпущенный нам миг я хочу провести рядом с тобой».
Картер полез в карман и достал небольшой сверток, обернутый простой бумагой. Я затаила дыхание, наблюдая за ним. Когда он развернул его, у меня перехватило дух, слова застряли в горле.