«Тебе бы отдохнуть, жучок,» — дядя указал на свободный угол. Но сон казался чем-то невозможным, непозволительной роскошью.
«Я не устала. Можно… подышать?» Он неуверенно кивнул. Не дожидаясь возражений, я повернулась и пошла искать лестницу на крышу. Снова крыша. Словно меня тянуло к краю пропасти. Нашла не сразу, заблудившись в темных, молчаливых коридорах.
Я была не одна. Картер. Он сидел на краю, свесив ноги в темноту. Винтовка лежала рядом. В одной руке – тлеющая сигарета. Он был неподвижен, как статуя отчаяния, только рука время от времени подносила сигарету к губам. Вокруг клубился дым.
«Есть еще?» — спросила я, подойдя ближе. Он молча протянул мне сигарету, зажав ее между пальцами.
Я села рядом, оставив немного места между нами. Ноги повисли над бездной. Он поднес свою сигарету к моей, огонек на миг осветил его лицо – резкие тени, глубокие морщины у глаз. Я затянулась. Никотин обжег горло, но принес странное, горькое успокоение. Дым уплывал в ночную тьму, растворяясь в ней.
Лицо Картера в неверном свете луны казалось высеченным из камня. Шрам на щеке, которого я не заметила внизу. И… татуировка за ухом, почти скрытая темными волосами. Стрела.
«Стрела?» — вырвалось у меня. Он вздрогнул, медленно повернул голову. Непонимание в глазах. Я кивнула на тату.
«И что?» — его голос был хриплым, ржавым, словно он давно им не пользовался. Притягательный, да. Сломанный – безусловно. Взгляд не держался на мне дольше секунды, тело было напряжено, как сжатая пружина.
Я закатала рукав. На моем предплечье – такая же маленькая стрелка. Папин подарок на шестнадцатилетие. За год до конца света. «Символизирует новое направление, верно?» Он коротко кивнул и снова отвернулся, глядя во тьму. «Ты неразговорчивый, Люцифер». Он снова посмотрел на меня, в глазах мелькнуло удивление. «У тебя вид, будто ты хочешь кого-то убить. Постоянно». Я усмехнулась.
«Ты меня не знаешь».
«Я хорошо чувствую людей,» — он пытался выглядеть суровым, но я заметила, как дрогнул уголок его губ, прежде чем он щелчком отправил окурок в темноту.
Мы сидели в молчании. Но оно не было уютным. Оно было тяжелым, наполненным невысказанной болью и тенями прошлого. Я не знала, как говорить с ним. Он выжил, да. Но он не был живым. Просто существовал. Как и многие из нас теперь. Мы все боялись. Постоянно. Ни одно место не было безопасным. А если и казалось таким – то ненадолго.
Так же, как это. Хрупкое убежище. Иллюзия безопасности. И вопрос времени, когда мертвые или живые придут за нами.
Часть 5
«Ты… слышишь это?» — мой шепот был едва слышен, растворяясь в липкой ночной тиши. Я впилась взглядом в темноту, зрачки отчаянно пытались поймать хоть что-то в этом чернильном мраке. Ничего. Но звуки… о, эти звуки. Тихие, но омерзительные. Не просто шарканье. Влажный, шлепающий скрежет, будто кто-то тащит по бетону мокрый мешок с требухой. И низкое, булькающее урчание, клокочущее глубоко в гниющих глотках. Звук голода, ставшего самой сутью.
Картер рванул винтовку к плечу, глаз прилип к холодному окуляру прицела. Его спина выпрямилась, мышцы окаменели. Секунда тишины, нарушаемая лишь нашим прерывистым дыханием. А потом – тихое, злобное, выдохнутое сквозь зубы: «Сука!» Он вскочил, как ошпаренный, протягивая мне руку. В его глазах на миг отразился лунный свет и плеснулся неприкрытый ужас. Я не думала – пальцы сомкнулись в его ладони, стальной хватке. Он рванул меня на ноги. Другая рука выхватила рацию. Голос стал резким, как удар кнута: «Мэтт! У нас гости! Больше дюжины… нет, больше! Они лезут через ворота, как черви из падали! Повторяю, они уже внутри!»
Тишина в ответ взорвалась в ушах, оглушая сильнее любого крика. А далекие стоны сливались в единый, нарастающий вой – хор гниющего голода, приближающийся неумолимо. Каждый удар моего сердца – тяжелый, гулкий молот, отбивающий последние секунды.
«Уходите! Немедленно! К черту все!» — голос дяди ворвался сквозь треск помех, сорванный, полный паники. — «Кэти! Она с тобой?!»
Взгляд Картера – бездна во мраке – метнулся ко мне, всего на долю секунды, но в ней промелькнуло что-то острое, почти болезненное. «Да. Мы на крыше».
«Лестница! Двор! Дальние ворота! Две мили по дороге – кафе «Долорес»! Встретимся там! Бегом, твою мать!»
Мы уже неслись к ржавому остову пожарной лестницы, этому скелету, прикипевшему к стене, когда рация захрипела снова, голос Мэтта дрожал, ломался: «Картер… она… она все, что у меня осталось. Слышишь? Все».
Его рука стиснула мою так, что кости хрустнули. Он буквально сорвал меня вниз по ледяным, предательски скользким перекладинам. Ноги путались, легкие горели адским огнем. «Мне не нужна нянька, ясно?!» — прорычала я, задыхаясь. Я и сама выживу!