«Сейчас увидим,» — его голос был пугающе спокоен, с ноткой темной иронии.
«Нагнись!» — мой крик был инстинктивным. Нож вылетел из-за пояса. Серебристая молния в темноте. Лезвие вошло в глазницу твари, высунувшейся из-за угла, с омерзительным чавкающим звуком. Голова дернулась, из пустого отверстия хлынула густая, мутная жижа с комками серого вещества. Тварь задергалась у моих ног, издавая булькающие, предсмертные хрипы. — «Говорила же,» — нервный, срывающийся смешок вырвался из груди, пока я перешагивала через конвульсирующее тело. Вперед. Только вперед.
Рука Картера была стальным канатом, ни на секунду не отпускавшим мою. Мы мчались по гулким, пахнущим плесенью и страхом коридорам школы – лабиринта, ставшего склепом. Мертвецы были повсюду. Тени, ковыляющие из мрака, тянущие иссохшие, костлявые руки с обрывками кожи. В нос ударил удушливый смрад – смесь гнили, застарелой крови и чего-то неописуемо мерзкого. Я извивалась, как змея, отбрасывая ботинком тех, кто подбирался слишком близко. Одного – с отвисшей челюстью, обнажающей почерневшие десны и остатки языка, похожего на кусок старой губки. Другого – с раздутым, лопнувшим животом, из которого вываливались скользкие, серые петли кишок, цепляясь за его же ноги. Картер работал прикладом – глухой, мокрый треск ломающихся костей, черепа разлетались, как гнилые тыквы, разбрызгивая вокруг темную жижу. Секунды кровавой мясорубки – и его рука снова сжимала мою, выдергивая из этого ада.
Если бы не орда гниющих каннибалов, жаждущих вцепиться зубами в мою плоть, это почти могло бы показаться… захватывающим? Мысль была настолько больной, извращенной, что стало страшно за саму себя.
Мы, кажется, оба забыли, что все еще сплетены руками, пока не вывалились за скрипучие, ржавые ворота во двор, хватая ртом воздух, который здесь был не намного чище. Неловкая, звенящая пауза, когда наши ладони расцепились. Пустота и холод на моей коже там, где только что была его рука, ощущались почти физически, как ампутация. Его темные глаза впились в мои. «Надо… кардио…» — выдавила я сквозь хриплый смех, больше похожий на кашель.
«Две мили ада,» — его взгляд был твердым, безжалостным. — «И они идут». Он кивнул назад. Из темноты школьного двора, из разбитых окон, из дверных проемов уже выползала, вытекала волна. Шаркающие, спотыкающиеся фигуры, их силуэты дергались в неверном лунном свете, как сломанные марионетки, управляемые невидимым, безумным кукловодом. Их стоны сливались в низкий, утробный гул. «Пора».
Мокрая ткань рубашки липла к спине, как вторая кожа, пропитанная ледяным потом и паникой. Мышцы горели, каждый шаг отзывался болью. Мы бежали, спотыкаясь на разбитом асфальте, усеянном мусором и… чем-то еще, во что не хотелось вглядываться. Двадцать минут? Вечность. Картер бежал чуть впереди, его силуэт – темный сгусток решимости во враждебном мире. Он постоянно оглядывался, глаза сканировали тьму позади. Странно, но этот молчаливый, сломленный парень оказался стеной, щитом. Даже для меня.
«Почти…» — выдохнул он, голос хриплый, срывающийся.
Тварей не было видно, но я чувствовала их. Их смрадное дыхание на затылке. Их медлительность – ложь. Они шли по запаху, неутомимые, как сама смерть. Хромые, безногие, ползущие на обрубках, с вывалившимися внутренностями – они все равно шли. Голод вел их. Их нельзя было остановить, только опередить. Или быть разорванным на части, почувствовать их гнилые зубы на своей коже, услышать чавканье, пока они пожирают тебя заживо. Танк… Мечты идиота. У нас были только ноги, ножи и почти пустой пистолет.
Черные мухи плясали перед глазами, в горле стоял ком пыли и желчи. Но вот оно. Призрак здания впереди. Одноэтажное кафе. «Долорес». Боже, какое уродство. Перевернутые столики снаружи были не просто забрызганы – они были облеплены запекшейся кровью, мозговой массой и клочьями волос. Целые окна – чудо – были заляпаны бурыми разводами и отпечатками ладоней, словно кто-то отчаянно бился изнутри, умоляя впустить или выпустить. У входа роились жирные, зеленые мухи над темной, бесформенной кучей. Лучше не знать, что это.
Картер толкнул дверь. Она поддалась со скрипом. Он шагнул внутрь, луч фонаря вырвал из мрака убогий интерьер, нож блеснул в его руке. Запах ударил в лицо – густой, тошнотворный коктейль из плесени, прогорклого жира, фекалий и сладковато-металлического смрада старой, гниющей крови. Пол был липким, чавкал под ногами. Мы быстро пробежались по залу, заглянули на кухню. Пусто. Тишина давила на уши. Как только Картер кивнул – «чисто» – я рухнула на грязный кафельный пол кухни, прижимая голову к коленям, пытаясь отдышаться. Тело дрожало от усталости и пережитого ужаса. Холодный пол под спиной был единственным подобием реальности.