Подливать ихора в ходовой котел бунта больше не требовалось, он уже вошел в самоподдерживающуюся стадию, требуя от Гебирсвахе вызова все больших и больших подкреплений. Теперь оставалось надеяться, что накал продержится достаточно долго и стянет сюда все свободные части.
Казалось, что с начала беспорядков прошло всего несколько минут, но это ощущение было обманчиво -- на самом деле там, наверху, день давно перевалил на вторую половину. Гномы, заполнившие четверть площади, уже вели свой счет не на тысячи, а на их десятки, однако и бунтовщиков собралось не менее сотни тысяч. А над всем этим усилиями сменных мастеров и прочей фабричной элиты продолжали дышать огнем заводы Ярмета.
Мятежу такого заботливого присмотра явно не хватало -- меня и заводил, которые привели сюда свои отряды, было недостаточно, чтобы вовремя отводить вглубь разошедшихся бойцов и выставлять на их место еще не вконец обозленных. Карнавал стремительно перерастал в кровавое побоище, заставляя задуматься, так ли уж безобидна власть Кронфрау в Безнебесных странах, раз возмущение ею вскипает столь легко и не желает затухать.
От этих сомнений было нелегко отмахнуться. Пришлось пустить в ход всю силу логики, чтобы отстранится и взглянуть на происходящее трезвым взглядом. Моя задача -- не установить под горой наиболее справедливый способ правления, а привести к власти представительницу вполне традиционного. И надеяться, что она, памятуя о своем пути наверх, будет посильно утверждать и поддерживать эту самую справедливость.
Мир жесток. Пусть я нарастил толстую шкуру из благополучия и удачи последних лет, это его свойство никуда не делось. Причем жесток он и за пределами Анарисса, как бы ни пытались убедить в обратном жаркая лень Хисаха и плюшевая мягкость Огрии, в которую как родная встроилась Алир, приметная тем же свойством.
Алир, Хирра, Келла... Как они там? В суете и мельтешении последних дней у меня не получалось вспомнить о семье лишний раз. На мгновение накатило что-то вроде стыда, а затем он молниеносно исчез под напором внешних событий.
Кажется, за своими размышлениями я упустил момент, когда мера жестокости боя перешла предел обратимого. Гномам надоело оттаскивать своих раненых, а то и убитых от кажущегося неуязвимым моря мятежников, и они пустили в ход метатели. Настильно могли стрелять только три первых ряда, сменяясь для перезарядки еще тремя, остальные принялись садить навесом через их головы. К счастью, Гебирсвахе не употребляли кованых стрел для своих торцовых метателей, но и литых пуль, когда они пролились нам на головы свинцовым дождем, никому мало не показалось. От неожиданности народ сперва присел, пытаясь укрыться кто где, а затем стал разбегаться под кровлю, где она имелась, и утаскивать в безопасные места раненых. Сам же я удачно забрался под прислоненную к борту опрокинутой вагонетки станционную вывеску, по которой пули молотили нечастым градом. Плющась и скатываясь со стальной пластины, они минута за минутой бессильно осыпались к моим ногам свинцовыми лепешками.
Так бы я и пересидел начальный, самый яростный обстрел, но вдруг в укрытие скользнула цизальтинка с кастрюлей на голове и измятым листом жести, накинутом на плечи наподобие плаща. Приглядевшись и, видимо, опознав, она потянула меня за рукав наружу, настойчиво повторяя:
-- Пойдем! Зовут тебя... Пойдем!!!
-- Кто?! Зачем зовет? -- попытался было выяснить я, но не смог ничего добиться. Пришлось выбираться на открытое место и, виляя из стороны в сторону, бежать к навесу склада, надежно защищавшему от навесного обстрела. Пару раз по дороге пули рванули полы моего пончо, да один раз долбануло по загривку мою провожатую, оставив заметую вмятину в прикрывающей жести. Скво споткнулась и чуть не упала на четвереньки, но была живо вздернута мной на ноги. В спешке благодарности от нее дождаться не удалось, зато до цели мы добрались куда быстрее.
В безопасном месте оказался устроен импровизированный лазарет для раненых в потасовках и подстреленных. Лавируя между стонущими, кое-как перевязанными телами, девушка, сбросившая на входе свои железные одежки, живо устремилась вглубь укрытия, таща меня за рукав.
-- Вот. Она звала, -- коротко бросила она, подведя меня к ложу еще какой-то цизальтинки. После чего, сочтя свою задачу выполненной, тут же развернулась и пошла прочь.