— Был когда-то! Еще на «большой земле». Жена от него будто бы с другим сбежала. С тех пор он женщин за три версты обходит… А мужик он неплохой. Тихий! Ни разу его выпивши не видела…
— Сколько он с тебя берет за это? — кивнул Сергей на полуготовый стол.
— Ничего, — засмеялась Аннушка.
— Как так?
— Вот так!
— Почему?
— Я предлагала, а он и слушать не хочет. Он такой… Идемте ужинать, а то поздно уже!
Ночью ветер порывами ломился в окно, стучал жестяным абажуром по деревянному столбу рядом с бараком. В комнате был полумрак. Колеблющийся, тревожный свет еле проникал сквозь занавешенное окно. Красной звездой горела лампочка магнитофона, стоявшего на стуле у окна, и в свете ее медленно вращались катушки. Музыка была чуть слышна. Песни были прежние, и все было точно так, как много месяцев назад. Сергей лежал с закрытыми глазами и представлял, что за окном сейчас не дождь, а метель, что это снегом осыпает стекла, что ничего еще не было между ним и Аннушкой, что если сейчас он откроет глаза, то увидит возле окна новогоднюю елку с горящими лампочками гирлянды, а под ней магни‑ тофон, увидит стол, над которым на стене между двумя цветными картинками из журнала прикреплена обернутая салфеткой баночка из-под майонеза с зеленым ростком цветка «бабьи сплетни», как, смеясь, называла цветок Аннушка.
Но на душе у него не было прежнего восторга, а было грустно.
— Все так же, как тогда, помнишь? — прошептала Аннушка.
— Когда? — будто бы не понимая о чем она говорит, спросил Сергей, пораженный тем, что и она думала о том же.
— Словно ты и не уезжал…
Они надолго замолчали. Аннушка начала посапывать на его плече. Заснула. У Володьки Малина жена тоже, наверно, на плече спит? А почему мне грустно? Грустно и пусто. Кажется, что-то сделал не так? Что было днем? Виталик? Хороший мальчик. Сын. В восемнадцать лет родил. Где я был в восемнадцать лет? В восемнадцать лет меня взяли в армию. И уже отец! Барашков, со мной служил Барашков. У него был сын. Мог бы и у меня быть сын. У вас есть дети? Сын! Виталик. Ну что вы, он уже взрослый мужик. В пятый класс пойдет. Середнячок! В отца. Я тоже неважно учился. Да, да, я рано женился. До армии. Ну что вы? Виталюшка при мне появился. При мне. Мой сын! Коля? Но при чем здесь Коля? Коля тихий мужик. Трезвенник. Трезвенники за работу деньги не берут. Анна Ивановна дома? Что это ты стал меня Анной Ивановной звать? И на «вы»? Ты что выдумал? Зачем ты так говоришь? Но почему у нее вид был виноватый? Ты мне помогать будешь? А как же? Дядь Коль, оставайся! Зачем ты так говоришь? Ты что выдумал? Вроде бы легкая голова, а неудобно долго лежать в одном положении. Плечо ноет. Привычка нужна. Я так благодарна тебе, что ты меня разбудил… Если случится такое… Если случится такое. А что должно случиться? Что? Плечо затекло совсем. Но почему мне так грустно? Что должно случиться? Но при чем здесь Коля? Нет никакого Коли! Коля — плотник! Коля — тихий мужик! Добрый мужик! Он с вдов денег не берет. Почему все-таки он денег за работу не берет?
Верютину хотелось шевельнуться, сменить положение, плечо окаменело, но Сергей терпел, прижимал к себе Аннушку одной рукой. Она, словно почувствовала, что Верютин устал, подняла голову, давая возможность ему повернуться на бок, и сонно чмокнула его в плечо, на котором лежала.
Все-то она чувствует, все-то она знает, маленькая девочка моя! Спать, спать и мне надо! Спать! — приказал Сергей себе и действительно стал засыпать…. — Послезавтра некому будет лежать на моем плече, — подумалось сквозь сон.
На другой день Верютин с Виталиком и его приятелем Олегом отправились за шишками в тайгу. На улице было пасмурно, сыро. Дул не особенно-то сильный ветер, но по небу быстро неслись низкие облака. На горизонте, там, откуда дул ветер, виднелся темный вал тучи.
— Сейчас дождь пойдет, — сказал Сергей.
— Нет! Не пойдет, — уверенно заявил Виталик. Он опасался, как бы Сергей не испугался дождя.
— Видишь, туча надвигается!
— Она не дойдет, — уверял мальчик.
Они шли по мокрому песку улицы мимо деревянных домов, которые были поставлены на скорую руку в то время, когда поселок только начинал застраиваться. Некоторые дома были составлены из двух вагончиков, к которым пристроено крыльцо. Были и щитовые дома, и бревенчатые. Высокие сосны окружали их, стояли в палисадниках, обнесенных штакетником, прямо под окнами. Дорога была разбита колесами машин и покрыта лужами. Мальчики шли впереди Сергея, прижимаясь к штакетнику.
— Эге, Черный! — крикнул Виталик и свистнул. Прибежал крупный черный щенок. Он выскочил из-за угла и стал ласкаться то к одному, то к другому мальчику. Взглядывал он и на Сергея, но не подходил. Виталик потрепал его по шее и сообщил: