Я недоуменно посмотрел на него. Сказал ли он это в горячечном бреду или всерьез? Как бы там ни было, а время признаться ему в моих подозрениях о том, что Бенлоу действительно мог бы знать, где искать подлинные останки, пока не пришло. И еще мне было ясно, как белый день, что нечто связанное с делом Артура сильно обеспокоило торговца реликвиями.
— Я бы нашел их, — сказал Дадли, — если бы смог подняться с койки.
— Подожди до лучшего дня. Встанешь слишком рано, и болезнь вернется, будет только хуже. Робби…
— Не мог бы ты принести мне завтра новую ночную рубаху? Эта воняет до невозможности.
Я отодвинул стул от стены и сел у самой границы света и мрака.
— Он предложил мне явную подделку.
— Кто предложил?
— Торговец реликвиями. У него был кусочек дерева — якобы осколок Круглого стола Артура.
— Ты слышал, чтобы Круглый стол сохранился до наших дней?
— Не здесь. Только тот, что стоит в Винчестерском соборе. Но мы оба знаем всю правду о нем.
Все соглашались с тем, что сей огромный предмет почитания был не более чем подделкой Плантагенетов, восходящей к временам короля Эдуарда III, который обожал предания о Камелоте, или даже Эдуарда I, посещавшего аббатство в Гластонбери, чтобы посмотреть на кости Артура. Винчестерский стол впоследствии был подправлен Великим Горнилом, который в пору своего восхищения артуровскими древностями велел изобразить на нем себя самого.
— Этот Бенлоу сказал бы мне, что деревяшка не что иное, как кусочек подлинного Святого Распятия, если бы знал, что оно интересует меня. Похоже, Гластонбери — такое место, где всегда сложно отличить истину от подделки. Во всяком случае, если ты сам не здешний. Послушай, твое ви…
Я замолчал на полуслове. Неосознанно я вдруг озвучил новую мысль, которая окончательно лишила меня сна. Теперь слишком поздно.
— Робби, ты говорил, что прошлой ночью, когда ходил в аббатство, ты видел…
— Не помню, чтобы я ходил в аббатство.
— Я видел тебя из окна. Ты шел по улице.
— Тебе приснилось.
— Ты сказал, что видел старика. Сказал, что старик смотрел на тебя сверху, будто парил в воздухе, и ты видел еще, как луна…
— У меня была горячка. — Дадли плотнее укутался в одеяла. — Избавь меня от моих бредовых фантазий!
— Как насчет королевы?
Дадли удивленно уставился на меня.
— У королевы бывают видения?
— Тебе надоело жить в безопасности, Джон?
— Говорят, королеве… является ее мать.
— Кто говорит? — Он попытался привстать, но упал назад на постель. — Что еще за чепуху болтают теперь за стенами дворца?
— Я бы не сказал, что об этом болтают. Мой источник… благоразумен.
Дадли закрыл глаза.
— Анна Болейн. Боже…
— Это правда?
— Безумная ведьма.
— Анна Болейн?
— Могла бы прекратить все эти разговоры. Отец всегда говорил. Но, может, они нравились ей.
— Разговоры о колдовстве?
— Возможно, думала еще, что это нравится Генриху. Добавляли ей шарма. Помимо одного лишнего пальца и всего прочего. И ее родинок. Говорят, у нее была волосатая родинка, похожая на… — Он снова закрыл глаза. — Может быть, Генриху это нравилась. Возбуждало его. До поры. Пока Анна не стала его женой — и очарование закончилось. Боже, если кто-то подумает, что Бет… — Дадли раскрыл глаза и сердито посмотрел на меня сквозь полумрак. — Знаешь, Джон, лучше забудь об этом, если ничем не можешь помочь.
— Помочь?
— Но ты же не лечишь душу, а, Джон? Не ты ли сам однажды сказал мне об этом?
— Королева Мария…
— Я всегда придерживался мнения, что и королеву Марию тебе тоже лучше забыть.
— Помнишь, ты говорил мне несколько лет назад, будто Мария часто предрекала, что принцесса Елизавета отречется от своей матери и всего лютеранского гнезда Болейнов? Что просила ее вернуться в лоно старой веры, пока не поздно?
— Мне надо спать, — ответил Дадли. — Разве ты сам не говорил мне?
Вернувшись к себе, я стоял у окна и смотрел на залитую луной главную улицу Гластонбери. За ней высились арки аббатства — мрачные спутники смерти.
Я вспоминал разговоры людей, случайно подслушанные прошлым днем в городе, и свое ощущение, будто их повседневные заботы — только игра. Будто все эти люди знали, что в городе есть другая, подземная жизнь, которую нужно скрывать ради ее безопасности… кроме тех случаев, когда обращение к ней могло бы потребоваться ради спасения будущего. Как поступили монахи двенадцатого столетия, извлекая останки Артура.