Монахи. Стражи этой священной земли на протяжении почти тысячи лет.
И что это могло означать? Какой смысл имело это теперь? Все аббатства и монастыри служили хранилищами древних и эзотерических знаний, и если аббатство в Гластонбери было старейшим из них — закладной камень английского христианства, — тогда, в самом деле, оно хранило множество святых тайн.
Что же до сохранения материальных ценностей, золота и мощей… пожалуй, планы могли быть составлены загодя и избраны конкретные люди, которым поручили припрятать богатства на случай гибели аббатства в Великом Горниле.
Кое-что, вполне вероятно, могли переправить тайком во Францию или спрятать в самых глухих областях Уэльса.
И все же…
…священное место. Даже если погибнет аббатство. Есть нечто такое, чего нельзя уничтожить. Нечто такое, что составляет суть земли, принадлежит ей.
Я задумался о брате Михаиле, немом спутнике Файка. О том, какие богатства, должно быть, заключены в его безмолвном мире. И я вспомнил аббата Уайтинга, благочестивого старца, который не выдал своих секретов даже под пыткой, до последнего вздоха, пока медленная и мучительная смерть на дьявольском холме не взяла его.
Я думал, что поступил правильно, не став задавать Файку вопрос о костях. Кого бы следовало спросить о них, так это самого Уайтинга.
У меня перехватило дыхание. По другую сторону улицы, под раздутой луной, лежал неутешный, растерзанный труп аббатства.
Шел четвертый час утра. Беспокойство за мою мать и Катерину Медоуз, оставшихся в Мортлейке, кольнуло меня; я встал на колени и начал молиться об их благополучии.
Затем, сознавая, что если я снова лягу в постель, то мои думы и сны вновь устремятся на поиски дочери ведьмы, я сбросил старое бурое платье и потянулся за дневным одеяньем.
Глава 18
ПЕРЕД РАССВЕТОМ
Три сферы.
Мир физический; небесный, или астральный; и высший, где живут ангелы.
Хотя матушка никогда не говорила со мною об этом, У меня имеются все основания полагать, что однажды она ходила вместе с нашей соседкой, матушкой Фальдо, к гадалке, которая заявляла, будто видит в своем магическом кристалле лица умерших.
Это произошло вскоре после смерти отца, так что вполне понятно, почему мать решилась на такой поступок. Но даже тогда я знал, что мои стремления должны быть возвышенными, нацеленными на общение с наднебесным миром, где обитают истина и свет и отсутствует ложь. И, стало быть, нет привидений. Появление привидения в физическом мире неестественно и ненормально. Призвание духа покойного назад в этот мир, или, иначе, некромантия, есть черная магия. Даже если бы дело касалось духа моего несчастного батюшки.
Или тени того, что прежде было божьим человеком?
Я вновь услышал голос епископа Боннера, его слова, сказанные в тот день, когда он пришел ко мне в темницу, чтобы задать вопрос, от которого зависело, буду ли я жить или буду сожжен.
«Скажите мне, доктор Ди… верите ли вы, что душа божественна?»
И я ответил ему то, что считал истиной:
«Душа… не божественна сама по себе, но может приобрести божественность».
И Боннер продолжил:
«Тогда ответьте, доктор, каким образом душа приобретает божественность?»
Он смотрел на меня, словно играя на нервах; его маленькие глазки пылали, точно кончики свечных фитилей.
«Через молитву, — ответил я. — И через знание. Святой Библии… и тайного учения евреев».
Я попал в точку, догадываясь, какой ответ хочет получить Боннер.
Но я не назвал мученичества.
Вроде пыток, повешения, утопления и четвертования.
Ночь была холодной и тихой, хотя не слишком морозной. Укутанный в плащ, я тенью проскользнул за ворота аббатства. Они были закрыты, однако не заперты. Не думал, что проникнуть сюда будет так просто. Хотя что можно было теперь украсть отсюда, кроме самих камней?
Я прочел все, что удалось найти об истории и планировке аббатства. Достаточно для того, чтобы узнать растерзанные руины главного здания монастыря, его огромную трапезную с резной башенкой, казавшейся ледяной в свете луны, и часовню Богоматери, возведенную над могилой Артура.
Однако состояние аббатства поразило меня. Участок земли, некогда представлявший собой, должно быть, тщательно выкошенную лужайку, зарос кустами, и ежевичные ветки хлестали и цеплялись за мои сапоги. Разрушенные стены высились вокруг меня, похожие на сгнивший труп, брошенный на поживу ветрам и воронам, и я даже почувствовал запах тления, зловонный и влажный.