— От меня что-то требуется?
— Вы заняли место своего отца?
— Теперь я глава Дома Кастволк, — кивнул я.
— Сколько людей вы привели с собой?
— Четыреста шесть.
— Сколько среди них солдат?
— Девятнадцать.
— Сколько женщин, детей и стариков?
— Этого сказать не могу, — признался я. — Не считали.
— Хорошо, — кивнул Мивзр, делая запись в своей книжке. — Что ж, размещайтесь. Удачного дня, господин.
— Подожди, — остановил его я. — Король Герт оставлял какие-нибудь послания?
— К сожалению, нет, господин Эйдан.
— Благодарю.
Он кивнул и ушёл. Я же обернулся к матери и спросил:
— Папа… он рассказал тебе о соглашении с вотрийцами?
— Да, — вздохнула мама, и в её глазах мелькнула тень боли. — За несколько дней до… Он сказал, что король Герт может дать нам убежище в Вотрийтане.
— И за эти дни от Герта не было никаких вестей?
— Нет, сынок, — покачала головой мама. — Ничего.
Она хотела ещё что-то сказать, но в этот момент я заметил, что на нас смотрят. Смотрят все. Сотни глаз, полных надежды, страха, ожидания. Я огляделся по сторонам — вокруг нас незаметно собралась толпа. Люди из Волноломных земель — все те, кто выжил и добрался досюда.
— Эйдан! — вдруг раздался до боли знакомый голос.
К нам, запыхавшись, спешил Талваг — мой старый наставник.
— Мастер! — обрадовался я, видя его живым и невредимым.
— Молитвы услышаны! Ты вернулся!
— Как вы, мастер Талваг?
— Ноги ещё держат, — выдохнул он, поравнявшись со мной. — А вот сердце… сердце болит. Прими мои соболезнования, Эйдан. Я знаю, что значит потерять отца.
Я благодарно кивнул, прижав ладонь к груди, и решил сразу спросить:
— Сколько у нас раненных?
— Много, — помрачнев, ответил Талваг. — Серьёзно раненых несколько тысяч. Вотрийцы прислали своих знахарей, но… Не все доживут до конца недели. Их зелий не хватает, да и знахари… не боги.
— Сарзон! — громко позвал я, и мой верный помощник тут же оказался рядом:
— Да, господин?
— Вели приготовить для новоприбывших еды и воды. Пусть всем найдут место.
— Понял, — кивнул он, и сразу ушёл выполнять приказ.
— Мастер Талваг, мне нужен один большой шатёр, — продолжил я. — И надо разместить там большую койку.
— Хорошо, — сказал он, хотя в его глазах читалось недоумение.
— Пусть всех раненных несут туда по одному, — произнёс я. — В первую очередь тех, кто находится при смерти.
Талваг, который ещё не видел моих целительских способностей воочию, удивлённо поднял брови:
— Эйдан, ты хороший знахарь, но их же тысячи…
— Я исцелю всех, мастер, — сказал я с непоколебимой уверенностью. — Всех до единого.
Следующие двое суток слились для меня в один бесконечный поток. Я практически не отдыхал, делая лишь короткие перерывы на туалет и скромную трапезу. Сон урывками, по пять часов, казался непозволительной роскошью. Ко мне непрерывно несли раненых, которых я исцелял одного за другим.
Никогда прежде я не погружался в поток Мрака так глубоко и надолго. Но, к моему удивлению, я не чувствовал, что теряю силы. Единственной проблемой была усталость, свинцовой тяжестью наваливающаяся к концу дня. Мама и Азара уговаривали меня отдыхать больше, но я упрямо гнал от себя эти мысли.
Слухи о моих способностях разлетелись по лагерю со скоростью лесного пожара. Вотрийцев становилось всё больше: они приходили посмотреть на силу, которой обладали только их дальние предки — древние. Они не говорили со мной, но неотрывно следили за каждым моим движением, когда я выбирался из шатра на обед и ужин.
Третий день был спокойнее предыдущих: находящихся при смерти уже не осталось, и я мог самую малость расслабиться. Как раз в тот момент, когда я начал приём в своём шатре, снаружи послышались крики. Сначала я не придал этому особого значения — в лагере, где ютилось столько народа, всегда было шумно. Однако крики не умолкали, а, наоборот, становились только громче. И ещё я понял, что это кричит Азара. Кричит на своём родном языке, и, судя по интонациям, ругается с кем-то очень сильно.
— Мне нужно отойти на минуту, — обратился я к молодой женщине, которую как раз освобождал от последствий сильного ожога на руке.
Не дожидаясь ответа, я вышел из шатра наружу. Азара стояла посреди небольшого пятачка, образовавшегося между палатками, и кричала на высокого пожилого мужчину, которого я видел впервые. Тот тоже был явно не в настроении — он размахивал руками, отвечая ей так же громко и эмоционально, что у меня зазвенело в ушах.