– Где они? – негодующе спросил Зак.
– Забудь про них, я их выбросил, – ответил отец. – Не устраивай истерику.
– Это мои вещи! – От злости Зак едва соображал. Его голос дрожал. – Мои!
– Кому-то нужно было вернуть тебя в реальный мир, – отрезал отец, покраснев от гнева. – Можешь беситься, сколько хочешь! Но их больше нет. С играми покончено. Понятно? Пора повзрослеть. И точка!
– Лиам, как ты мог? – с упреком спросила мать Зака. – Нельзя принимать решения, не обсудив их.
– Где они? – крикнул Зак. Он еще ни разу не говорил в таком тоне со своим отцом, да и вообще ни с кем из взрослых. – Что ты с ними сделал?
– Не устраивай истерики! – отрезал отец.
– Лиам! – повысила голос мать.
– ВЕРНИ ИХ! – закричал Зак. Он вышел из себя, и ему было уже на все наплевать.
Отец молча смотрел на него. На его лице отразилась неуверенность.
– Я выбросил их. Прости. Я не думал, что ты так сильно расстроишься. Это ведь просто пластиковые куклы.
– Так они в мусорном контейнере? – Закари кинулся из дверей и сбежал по ступенькам. На обочине стояло два помятых мусорных бака. Он неуклюже стащил крышку с одного из них и бросил, не глядя, на дорогу.
«Пожалуйста, – билось у него в голове. – Пожалуйста, пожалуйста».
Но мусорный бак, к несчастью, оказался пустым.
Мусор уже увезли.
Он почувствовал, что задыхается. Вильям Клинок, Макс Хантер и все остальные. Они потеряны навсегда. Без них больше не будет игры. Он вытер выступившие на глаза слезы краем футболки.
Потом поплелся обратно к дому. Отец ждал его на пороге.
– Эй, прости меня, – сказал он.
– Не пытайся больше стать мне отцом, – проговорил Зак, проходя по ступенькам мимо него. – Слишком поздно. Ты опоздал на много лет.
– Закари, – позвала мать, поднимаясь с места, чтобы обнять его, но он даже не повернулся. Отец, понурившись, глядел ему вслед.
В своей комнате Закари лег на кровать и уставился в потолок, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Он не стал делать уроки. Он отказался от ужина, хотя мать принесла тарелку к нему в комнату и оставила на столе. Он не переоделся в пижаму. Он даже не плакал.
Закари вертелся в кровати, рассматривая тени на потолке и чувствуя, как вместо того, чтобы успокоиться, начинает злиться еще сильнее. Он был зол. На отца за то, что из-за него больше не будет игры. На мать за то, что приняла отца обратно в дом. На Поппи и Элис, которые не потеряли свои игрушки. На себя за то, что повел себя как маленький ребенок, каким и считал его отец. За то, что горевал по Вильяму Клинку и другим куклам, будто они настоящие.
Гнев свернулся кольцом у него в животе и тянулся к горлу. Заку казалось, что он душит его. Наконец он понял, что не должен никому рассказывать о произошедшем, иначе не сможет удержать гнев внутри.
А единственным способом ничего не рассказывать и не объяснять было забыть об игре.
Глава 3
На следующее утро Зак вяло ковырял хлопья с молоком. Мать налила себе вторую чашку кофе. Сквозь пыльное стекло просачивался тусклый утренний свет, высвечивая круги, оставшиеся от мокрых чашек на поцарапанном кухонном столе, и слабый зеленоватый контур – космический корабль, который Зак как-то нарисовал на нем фломастером. Он обводил пальцем едва заметный рисунок.
– Вчера вечером отец звонил в компанию, занимающуюся сбором мусора, – сказала мать.
Зак моргнул и поднял голову.
Она отпила кофе из кружки.
– И в переработку отходов. Спрашивал, можно ли как-то вернуть твои игрушки. Предлагал даже поехать и поискать их. Но ему сказали, что это бесполезно. Мне жаль. Я знаю, он поступил глупо, но он честно пытался все исправить, дорогой.
Заку казалось, что слова доходят до него не сразу. Он понимал – то, что она говорит, важно, но ему все равно было наплевать. Он чувствовал себя разбитым, как будто ночью не сомкнул глаз, хотя спал как убитый. Будильнику едва удалось вырвать его из тяжелых и темных снов.
– Ладно, – произнес он, потому что не знал, что еще сказать.
– Сегодня вечером мы сядем все вместе и поговорим. Твоего отца очень строго воспитывали. И хотя ему самому это не нравится, он порой ведет себя так же, как вел себя с ним его отец. Он просто не может по-другому, дорогой.
Зак пожал плечами, засунул в рот ложку хлопьев и принялся жевать с набитым ртом. Ему хотелось ответить, что лучше он позволит поджарить себя на медленном огне, чем снова заговорит с отцом. Недожевав завтрак, он подхватил рюкзак и направился к двери.