— Давай еще! — в восторге закричал Бен, полностью забыв о своих прежних беспокойствах.
— Да, потом обязательно повторим, — пообещал отец. — А сейчас мы собираемся навестить Анена.
— Это правда Египет? Жарко!
— Ты прав. Очень жарко. — Артур порылся в сумке и достал две легкие льняные накидки. Из одной он споро смастерил тюрбан сыну, а из второй — себе. — Вот. Так лучше. — Он протянул руку. — Пойдем. Надо идти, пока не стало слишком жарко. А когда доберемся, Анен даст нам чего-нибудь холодненького попить.
ГЛАВА 16, в которой приглаживаются взъерошенные перья
Энгелберт сложенным краем фартука ухватил горячий противень и достал из духовки свежую партию кексов. Он повернулся и закрыл дверцу духовки пяткой — движение одновременно ловкое и чудное, оно никогда не переставало забавлять Вильгельмину. Пекарь снял мягкую шляпу, вытер лицо тыльной стороной ладони и, взглянув вверх, заметил, что она наблюдает за ним.
Этцель улыбнулся, его пухлое херувимское лицо раскраснелось от жары.
— Вот, дорогая, это пока лучшее, что у меня получилось, — сказал он, ставя противень на стол. — Нашим людям они понравятся. — Он в последнее время избегал слово «клиенты», предпочитая говорить о населении Великой Империи как «о наших людях», словно они приходились ему соотечественниками или членами семьи.
— Пахнет великолепно, — заверила она его. — Ты удивительно быстро освоил новые рецепты.
— Jawhohl! — согласился он, его широкое добродушное лицо просияло. — У тебя такие замечательные идеи, Мина.
Познакомить Прагу семнадцатого века с выпечкой века двадцать первого было идеей Вильгельмины, но противни и реализация ее рецептов оставались исключительно делом рук Энгелберта. С момента открытия кофейни немецкий пекарь становился все искуснее, его уверенность в себе росла, а мастерство заслуженно вознаграждалось успехом. Кофейня приносила стабильную прибыль, вполне достаточную, чтобы нанять восьмерых помощников: три официанта в зеленых ливреях; два помощника пекаря, которые вполне справлялись с обжаркой бобов, замешивали тесто и готовили начинку для выпечки; еще один помощник, следивший за заготовкой топлива, печами и прочими делами; посудомойка и уборщик. С того момента, как ставни открывались на рассвете, и до тех пор, пока они снова не закрывались в сумерках, в Grand Imperial Kaffeehaus кипела работа.
Вильгельмина приняла на себя обязанности главного надзирателя, твердой рукой, но без перегибов, контролируя их совместное предприятие. А еще у нее оставалось время на тайную страсть: исследование лей-линий. После того первого успешного путешествия она предприняла еще три попытки, используя прибор Берли, и в результате обнаружила две новые лей-линии: одна вела в засушливую пустыню со скалами и кактусами, а другая — в унылую степь, продуваемую ветром. Она наведалась в уже разведанное место, найденное в первый заход. Она еще не знала, как оно называется и какое там время, но ее опыт лей-путешественника рос. Она училась работать с отдельными линиями. Карта ее лей-маршрутов состояла пока всего из нескольких пунктов, но она уже думала, как откалибровать свои перемещения, а также о связанных с новой деятельностью проблемах. Например, ее интересовало, что будет, если совершить «двойной крест» — использовать две силовые линии, ведущие в разных направлениях, чтобы попасть в третье? Пока она не знала, но тем не менее с увлечением думала о такой возможности. Как только она освоится, она обязательно попробует.
Изредка она подумывала, не вернуться ли ей домой, в Лондон хотя бы для того, чтобы успокоить знакомых, наверняка взволнованных ее исчезновением, и закончить кое-какие дела. Однако для этого пришлось бы вернуться к той лей-линии, с помощью которой она сюда попала, а это — несколько дней пути от Праги. Ради сталь незначительных результатов не стоило предпринимать такие усилия. Кроме того, она вовсе не была уверена, что сможет вернуться в тот же Лондон, который покинула. Что, если она ошибется со временем? Какие гарантии, что она вернется именно в двадцать первый век?
По правде говоря, она не очень-то горевала о своей прошлой каторжной жизни там — а уж теперь, когда появилась возможность исследовать многомерную вселенную с ее бесконечными мирами, тем более. Чем было по сравнению с такой ослепительной перспективой возвращение в свою квартиру? Ради чего? Чтобы изучить груду бесполезной почты, сваленную на коврике у двери?