— Потому, друг мой, что мисс Вильгельмина взяла с меня слово джентльмена. Я обещал: если ее слова подтвердятся, я помогу вам. — Он усмехнулся про себя. — Она может быть очень убедительной и решительной молодой леди.
— А доказательствами для вас стала монета, газетная вырезка и страницы из книги — это они убедили вас?
— И еще почтовая марка, — добавил Юнг. — Да, они меня убедили. Видите ли, в данный момент на английском троне сидит король Георг. Принцесса Виктория — ребенок, и даже не относится к прямой линии наследования. Но, судя по всему, она стала королевой. Ведь это ее изображение на монете. Невероятно!
Ну а страницы из книги покончили со всеми сомнениями. Я давно задумал ее. Как президент Королевского общества, я собирал материалы и систематизировал их на протяжении последних лет. Но они еще далеко не готовы, и я пока не собирался издавать их. Там еще многое предстоит сделать.
Они дошли до конца тропы, развернулись и пошли обратно. Полдень миновал, и дневная жара понемногу спадала. Пока они шли, Кит уверился, что нашел настоящего джентльмена, человека, которому можно доверять. Он пока не решил, стоит ли рассказывать о Берли и его головорезах, но не потому, что опасался напугать доктора Юнга, а потому, что не хотел вносить в эту историю лишнюю путаницу. Заполучив нового и надежного союзника, он боялся его потерять.
Ближе к вечеру их тени на тропе постепенно удлинялись. Они шли молча, но их взаимосвязь продолжала крепнуть.
Доктор Юнг размышлял над потрясающими перспективами:
— Стоит мне только вообразить, что достиг вершины понимания мира, как на очередном плато мне открываются целые новые горные хребты, высятся горные пики, один выше другого. — Он тихо посмеялся. — Такое чувство владеет мной сейчас…
Кит сочувственно кивнул.
— Точно. А я так все время себя чувствую.
— Время… странная вещь, — размышлял Юнг. Похоже, он просто не обратил внимания на слова Кита. — Время — главная загадка нашего существования. Оно очень влияет на нас. Мы подчиняемся его неумолимому ходу, но почти ничего о нем не знаем. Почему оно течет только в одном направлении? Что оно собой представляет? Какова его природа? Одинаково ли оно для всех? А нельзя ли понять его природу и измерить скорость его течения какими-нибудь еще неоткрытыми нами механизмами?
— Наверное, Альберту Эйнштейну есть что сказать по этому поводу, — вставил Кит.
— Кто это? Я не знаю этого джентльмена.
— Само собой, — спохватился Кит. — Но в моем мире в свое время он произвел изрядный переполох.
— Кстати, расскажите мне о своем мире. Каково оно — это будущее?
— Даже не знаю, с чего начать… — задумался Кит. — Ну, там есть разное…
Доктор Юнг резко остановился.
— Нет! Молчите. Ни слова больше.
— Почему? — не понял Кит.
— Все, что вы можете мне сказать, будет иметь непредставимые последствия. Возможно, даже катастрофические последствия. — Он подергал ус. — Мне надо подумать.
— Хорошо, — согласился Кит. — Как скажете.
— Так. На чем я остановился?
— Вы говорили о тайне времени.
— О да. Иногда я думаю, что если бы мы могли получить представление о времени, мы, наконец, смогли бы кое-что понять в Божественном замысле о человеке.
— Не уверен, — вырвалось у Кита. — Впрочем, я не специалист, — торопливо закончил он.
Юнг какое-то время смотрел на своего спутника, а затем перевел взгляд в ясное синее небо. — Вы знаете, что я делаю здесь, в Луксоре?
— Копаетесь в истории, изучаете прошлое — что-то в этом роде?
— Отчасти, верно, — кивнул доктор Юнг. — Только все эти копания, как вы изволили выразиться, преследуют совершенно другую цель.
— И какую же?
— Я хочу разгадать тайну гробниц.
— Гробниц фараонов?
— Всех гробниц вообще. — Заметив растерянное выражение на лице Кита, он продолжал: — С тех пор, как человеческое существо обзавелось сознанием, мы строим гробницы и могилы для наших умерших. Разве не так?
— Ну да, конечно…
— Вот. Это факт. Во всех концах света, от зари человеческого сознания и до наших дней, от самых примитивных обществ до самых сложноорганизованных, мы строим гробницы для наших мертвых. Вы когда-нибудь задумывались, — зачем? — Доктор выжидающе посмотрел на него. — Зачем заниматься таким дорогостоящим и в конечном счете бессмысленным занятием, если смерть — это окончательный, неопровержимый ответ на все жизненные вопросы?
— Может быть, — предположил Кит, думая о том, что оставил Козимо и сэра Генри непогребенными, — мы делаем это не для них, а для себя.
Доктор энергично кивнул.