– …Мы занимаемся этой проблемой уже несколько месяцев и до сих пор не понимаем, что могло объединить столь пестрый состав в опасный управляемый монолит.
– Вы говорите, опасный?
– Разумеется, – мистер Дэмпси не спешил глотать виски, смакуя и перекатывая его языком. – В вашем случае это несколько не так, но в целом… Вы же читали об убытках, которые понесли рыболовные фирмы. Есть кое-что и другое.
– Я согласен лишь с тем, что все это загадочно и туманно, но не спешил бы с выводами об опасности.
– Признайтесь, вы ведь устанавливали с ними контакт?
Вопрос прозвучал, как выстрел. На этот раз океанолог смотрел в сторону. Взгляд он, как видно, приберегал напоследок.
– Контакт? – Генри удивился.
– Конечно! Иначе какого черта они стали бы помогать вам?
Тон Генри не понравился.
– Этого я не знаю, – сухо сказал он. – И вообще не слишком понимаю о каком контакте вы тут толкуете.
– Вы уверены в этом? – Дэмпси все-таки пустил в ход свои неприятные глаза, но того пугающего озноба они уже не вызвали. Человек беззащитен, если его застать врасплох. Попробуйте-ка напугать того же человека, настроенного воинственно. Именно так успел настроить себя Генри.
– Абсолютно уверен.
Может быть, Дэмпси почувствовал смену его настроения, а возможно, ощутил резкость собственных интонаций, – во всяком случае рот гостя вновь изогнулся приветливой дугой.
– Поймите, мистер Больсен, поведение косяка неординарно. Мы не в состоянии предсказать, что за этим кроется, а любая неизвестность подобного рода уже сама по себе может представлять угрозу. Разве не так же поступают врачи в отношении неизученных болезней?
– Но рыбы – не болезнь!
– Как знать, мистер Больсен! Как знать… А если это эпидемия? И завтра вы, например, прочтете в газетах уже не об одном косяке, а о двух? А что будет через неделю, через месяц? В интернетовских конференциях уже сейчас проскакивают самые пугающие версии. Есть такой сорт людей, что любит раздувать пожары. А паника – вещь непредсказуемая. Сегодня на морских курортах еще все спокойно, а начитаются подобных новоужасов, и начнется!..
– Насколько я понимаю, до сих пор человечество не очень-то интересовалось своим завтрашним днем.
– Вас устраивает подобное положение дел?
Возразить было нечего.
– Вы должны согласиться, мистер Больсен: ни вы, ни я не ведаем, сколько времени нам отпущено. Что, если это считанные дни? Не мы ли с вами будем ругать себя за то, что и пальцем не пошевелили для предотвращения беды?
– Но почему вы так убеждены в катастрофическом исходе?
– Я отнюдь не убежден, – голос Дэмпси зазвучал мягче. – Но мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы беды не произошло. Для этого мы и собираем всюду информацию, обращаясь к всевозможным очевидцам, запрашивая рыболовецкие суда. Согласен, это крохи, но другого нам просто не остается.
– Понимаю, – пробормотал Генри. – Но если бы я мог как-то реально помочь…
– Вы разрешите? – Дэмпси по-хозяйски налил себе еще одну рюмку, пригубив, закрыл глаза. Потом порывисто придвинул кресло поближе к хозяину и доверительным шепотом заговорил: – Вы не знаете всех фактов, мистер Больсен. Неделю назад эти чешуйчатые проказники уничтожили два боевых вертолета. Как вы догадываетесь, очевидно, информация секретная и разглашению не подлежит.
– Но это невозможно! – вырвалось у Генри.
– А возможен тот факт, что косяк уничтожает акул и косаток? Или для вас подобные вещи объяснимы?
– Нет, но согласитесь… Боевые вертолеты – далеко не косатки. Что могут им противопоставить живущие в воде?
– Представьте, то же самое я хотел спросить у вас. – Дэмпси залпом опорожнил рюмку, тяжело зашевелился в кресле. – Неужели у человека, столь сдружившегося с косяком, нет ни одной гипотезы? Признаться, мы надеялись на вас.
– Это нельзя назвать дружбой. Я полагал, что… – Генри смешался. То есть, некоторые свои предположения я уже имел неосторожность изложить журналистам. Если вы следили за прессой, то, должно быть, знаете, чем все кончилось.
Дэмпси энергично кивнул.
– Я в курсе. Газетчики подняли вас на смех. Болтливые недоумки!.. Вам следовало сразу связаться с нами.
– И вы бы поверили мне?
– Кто знает, может быть, и да. Такая уж у нас специфика… Итак, ваши предположения?
– В общем-то, в газетах об этом тоже писали, но… Словом, я подумал, что мозг человека в чем-то идентичен косяковым скоплениям. Любой макроколлектив теоретически в состоянии образовать некую организованную структуру. Пчелиные семьи, муравейники, планктон… В сущности, никто не знает, что такое разум. Мы можем говорить только о логике поведения, а в данном случае определенная логика, без сомнения, присутствует. Ощутив себя единым целым, косяк пытается изменить собственную жизнь. Косатки и акулы – его естественные враги, и он нашел эффективное средство защиты.
– Вы это серьезно?
– То есть?… – Генри опешил. – Но вы же сами хотели, чтобы я поделился своими догадками. Или вы считаете это чушью?
– Никоим образом. Это одна из тех красивых гипотез, в которые очень хочется верить. Кстати сказать, далеко не новая. – Дэмпси расстегнул ворот рубахи. – Довольно жарко у вас. М-да… Так вот, мистер Больсен, истина куда более прозаична, чем кажется на первый взгляд. Человечество излишне романтично. Оно смотрит на звезды, когда следовало бы повнимательнее взглянуть себе под ноги. Так было всегда, так скорее всего обстоит дело и сейчас. Я спрашивал о ваших ощущениях – и спрашивал не из пустого любопытства. Мы предполагаем некий психоконтакт между человеком и косяком. Если мы правы, то в этом и кроется разгадка.
– Не совсем понимаю вас…
Дэмпси с усмешкой растер ладонью массивную шею.
– Вы знакомы с основами дрессировки? Я имею в виду методы воздействия на объект, теорию привития рефлексов.
– Вы считаете это возможным по отношению к рыбам?
– Я допускаю, что это вероятно. То есть, конечно, методы здесь несколько отличны от цирковых, но тем не менее в основе своей это та же дрессура с косвенной реакцией на боль и искомым результатом подчинения. Вы, должно быть, знаете, что морские обитатели чрезвычайно чувствительны ко всяческого рода полям. Вот вам и хлыст. Таким образом некто, может быть, даже целое государство достигло определенных результатов в возможности манипулировать рыбьими сообществами.
– Но причем здесь психоконтакт?
Дэмпси с шумом втянул в себя воздух.
– Видите ли, мистер Больсен, манипулирование – вещь достаточно тонкая. Мы плохо себе представляем, чего сумели добиться наши неизвестные изобретатели. Возможно, их успехи куда грандиознее. Кроме того, настораживает ваш случай.
– Я не ощутил никакого психоконтакта.
– Очень может быть, – Дэмпси изучающе поглядел на Генри. – Я ведь уже сказал: манипулирование – вещь достаточно тонкая… Наверное, это не тот вопрос, на который можно ответить сразу. Я предложил бы вам подумать, прислушаться к себе, повспоминать. У вас будет наш телефон, и если что-нибудь приоткроется…
– Я вас понял.
Мистер Дэмпси поднялся.
– В таком случае, на первый раз достаточно. Думаю, мы с вами еще увидимся.
– Возможно.
Генри проводил гостя до двери. Вернувшись в гостиную, вяло опустился в кресло. Пяти минут оказалось довольно, чтобы принять решение. Генри придвинул к себе телефон. К счастью, карточку Джека Барнера Линда предусмотрительно сохранила.
Они встретились в Мартинсоновском парке возле старого фонтана. На этом настоял Джек Барнер, и, вялым шагом углубляясь в боковую аллею, Генри начинал испытывать смутное раздражение. Так было всегда. Период угрюмой замкнутости, казалось, миновал, но после разговора с Дэмпси мир вновь окрасился в подозрительные тона. Генри Больсен не умел жить по-иному. Середины, с которой мирилась Линда, для него не существовало. Он мог относиться к людям только хорошо или только плохо, подобно цветку, раскрываясь навстречу солнцу и смыкая лепестки при малейшем дуновении холода. Собственная непоследовательность приводила его в ярость, но он ничего не мог с этим поделать. Кроме того, Генри принадлежал к тому редкому сорту людей, которые, получив пощечину утром, лишь к вечеру начинают сжимать кулаки. Он не был тугодумом, но в отношении к людям перестраивался крайне тяжело. Нечто похожее происходило с ним и сейчас. Недоумение от вопросов внезапного гостя постепенно переросло в раздражение. Ему вновь дали понять, что мир, окружающий его, значительно сложнее. Мир этот жил по своим таинственным и многозначительным правилам, правилам жестоким, вынуждающим защищаться, и чего-то он снова не понимал, а, не понимая, злился…