Умаялись. Но шкурки стали загляденье! Хоть на царскую шубку! Мех переливается! Глаз радует!
– Но того мало будет…надо прожать споро очень, на торгу долго не отсвечивать, а цену взять честную, по самому дорогому укладу. Поняла?
– Понять то поняла, а как сделать-то? Как исхитриться?
– Вот лиса! А ещё говорят, что вы зело хитры. Как у вас на тогу? Кто живее продает?
– Да кто кричит громче да свой товар нахваливает, тот и продаст шибче.
– Ага… а мы по другому сделаем… но надобно нам в помощь двоих людей будет, так и так. Без мужика там потруднее будет. Причём, справных таких мужиков, пожелательно… мы их денежкой отблагодарствуем, денежку все уважают…
– Ой, Яшенька, а я знаю, где нам таких мужиков сыскать! Будут нам справные мужики! Загляденье!
Хозяйка Якова (июнь начало)
Деревенька Трегорье – самая дальняя от Новой Крепости после Греческой стороны посада, ближе всех стоит к лесу, а, следовательно, и к лесу заповедному.
Дом хозяйки Якова самый первый от околицы, огород почти в лес упирается. Хозяйка, по имени крещёному Настасья, в миру была больше известна как баба Махля. От чего ей досталось такое прозвище, уж никто и не помнил. Давно привязалось, ещё в ту пору, когда муж жив был, а прожил он с молодою женой недолго, годика три всего.
Служивый человек был. С малых лет на царской службе, много где побывал, а достиг средних лет, взял себе жену из державы иноземной, земель западных, осел в Крепости Новой, тож в царском приказе. Жили, поживали, добра наживали. Терем ладный в городище поставили… да вот, как говорится все под богом ходим, упал по зиме в прорубь, да так и не оправился.
Погоревала вдова, поплакала, да как быть? Жить надо, дитё растить. Сначала отправилась она в Стольный град, как уж вышло, говорят, чуть ли не до самого царя дошла баба, но дали ей виру за мужнюю службу.
Вернувшись, перевезла вдова весь свой скраб да хозяйство в деревню, в дом у самого края леса, поменяв на него свой терем. Видать, гривен ей ещё отсыпали щедро, а распорядилась она ими мудро. Земли то на краю деревни много: хошь паши, хошь огород сажай, аль скотину паси. Пахать да сеять Настасья не стала, но коров держала ажно двоих. Огородницей слыла знатной.
Как она одна, да с малой дочкою, как она жила, да дочь растила, то, пожалуй, большим секретом для деревни было. Не местная, по первости даже говорила не понятно, языка не знала толком. Сейчас то выучилась, от местных чуть говорок отличает, иль слово не так скажет, но люди уж привыкли и пришлой не считали вовсе.
Нелюдимая, прясть да кудель трепать на посиделки не ходила, к себе не звала, женихов да примаков метлой со двора гнала, не надо ей, видишь ли.
Так вот и закрепилась за ней слава ведовки.
Справным хозяйством, кубышкой, что от терема да от виры осталась. Видать, и приданое дочери богатое скопила, замуж порядком отдала, посватался человек хороший с города, молодой да хозяйственный. Только что не близко, два дня пути. Но погостить дочь с зятем бывали и внуков привозили.
Зять то от родителей не отделился, сыном последним был. Вот Махля за дочкой и не поехала, осталась одна на краю деревни, с котом только.
А теперь вот и кота нет. Сколько слез пролила, да раскаивалась баба, только домовой и видал, а что теперь поделаешь? Нету кота.
Она и в лес ходила, туда, где кота оставила, уж звала его и аукала, да всё без толку, как в воду канул, даже косточек не нашла. К слову, как и корзину, в которой тащила его в лес.
Но тут повеселела последнее время баба Махля, приметила, что кто-то повадился опять сметанку с крынок слизывать. Легонько, так, как Яша всегда делал. Вот баба и окно на ночь не притворяла, а однажды даже, как надоумил кто, взяла небольшой горшочек топленой сметаны, обвязала чистой тряпочкой и на то самое место отнесла, где кота оставила.
На другой день вернулась – ни сметаны, ни горшка. Чудно. Но на душе потеплело. Жив, стало быть,Яшенька…
Как жить? (конец июня)
– Яшенька, ну до чего же ты пригожий! Шёрстка шёлковистая, лапки мягонькие…
– Лиска, ну, хватит меня тискать! Я не котенок тебе! Я взрослый са…
Яков попытался вывернуться из ласковых рук оборотицы.
– Животик, а животик то у нас не черненький! А бурый, как шкура у Натальи Михалны! А тепленький какой! Яшенька, свет ты мой, зайка…
– Я не зайка! Я взрослый, самостоятельный кот! У меня уж котят третий помет намечается! Лиска пусти меня, хватит приглаживать! Говорю, я не маленький! Облапала всего понимаешь, чистится теперь! Пусти, а не то укушу!
Яша, наконец, ловко вывернулся, и устроился на лавке поодаль, шубку чистить.