А себя то они удобствами и премудростями не обделяют. Самовары вон, печи по белому, с трубами ставят. Говоришь, раньше вовсе не ставили? Дымно? Вот и я об том.
Так что, Лиска, своим умом жить надобно.
Давай покупать корову.
А прежде хлев для коровы отстроить надо, с теремом вместе, как следует. С горницей да гридницей, на две печи, светелки чтоб были, а как же? Где шить-вышивать будешь?
Сеновал да амбар, внизу сеновала двор для скотины, там и корова, и коза, и курятник. А посреди терема сени просторные сразу делать, это значит, чтоб и воду в кадках там держать, и упряжь конскую.
Как какого коня? Надо! И коня, и кобылу какую.
Сени… опять же в сенях молоко держат, сметану. Как отстоится, в погреб несут, а на творог в сенях оставляют.
Под горницей и гридницей подпол. Там тоже припасы хранить, те, что достать быстро надо.
Крышу дранкой будем крыть, не соломой, мало ль искра какая? И стоит дранка долго. У моей старухи еще при моем пращуре крышу дранкой крыли, по сей день держится.
Денежек нам теперь на всё хватит: и на терем, и на хозяйство, и на посуду да утварь всякую, еще и на наряды останется.
Ты Лиска, бежи бегом в Михайлово, нечего зазря время терять, там мужики степенные, работящие, зелено вино не любят, дело свое знают. Всем миром навалятся, за неделю нам терем сложат в два жилья. Ну и что, что по одно говорил? Будет в два, верхнее и нижнее, да узорами резными украсить. Крылечко поставить высокое. Да чтоб резное тоже затейливо.
Наличники на окошки, да ставенки. Печи по белому сложить с изразцами. Лавки, чтоб ковром крытые. Не хуже, чем у семьи соседей-богатырей будет!
– У братьев-то большой терем! В два жилья больших и три мезонина! А вот амбаров у них не видала, только конюшня большая да баня.
– Нет у них амбара, видал. И огорода нет. Да что с них взять мужики! Какое мужику хозяйство! Правда, сеновал есть большой, и рига, и овин. Но зато навозу у них, немеряно, с двадцати-то коней! Навоз мы у них заберем намедни, огород сажать будем.
– Вместе сажать будем? – удивилась Лиска
– Много ты без меня насажаешь! Конечно, вместе. Я – смотреть, приглядывать, учить, ты – сажать да землю рыхлить. Терем не большой, но и не маленький поставим. Замуж пойдешь, терем твое приданое будет, аль мужа примаком возьмешь, если с его родней жить не пожелаешь, своим-то домом поглаже! Но дом должен быть домом! Так что бежи, Лиска, в Михайлово, нам ещё огород копать да скотину купить…
Анфиса (июль, после сенокоса)
Небо светлое, прозрачное, но уж нет той чистоты весенней. По небу журавли кружат, птенцов в полете натаскивают. Скоро в дорогу, а потом по весне обратно, сызнова гнёзда вить, птенцов на крыло ставить.
Даже птицы не свободны в воле своей, куда заповедано им лететь, туда и летят. Где богами велено птенцов растить, там и растят. Что уж говорить о оборотице, у которой границ да уложений, что у собаки блох?
Вот любимый есть, единственный по сердцу, жизнь, солнце её. Но как тут быть, человек – он, она – перевёртыш, что каждое полнолуние оборачивается. Цикличный оборотень Анфиса. Это значит, что не только по своей воле или надобности она оборачивается, как обычные перевёртыши, а каждый месяц, где бы полнолуние не застало, будет бегать Анфиса лисицею, пока луна на убыль не пойдет. И в тот день не помнит себя Анфиса вовсе. Ни зверем, ни человеком.
Как тут быть?
Анфиса перевернулась на живот, шурша свежим сеном, не те мысли птицы навеяли. Зря это всё.
Рядом завозился любимый, кафтан подстилая.
– Не колко тебе, ладушка?
– Колко, соколик мой, колко. И с тобой колко, и без тебя колет. Здесь.
Анфиса прижала руку к груди.
Ждан повернулся, обхватил что есть мочи, к груди прижал:
– Не пущу. Скраду. Биться за тебя буду!
– Соколик, – Анфиса погладила его по виску, глядит печально, – куда же ты меня скрадешь? В одном лесу живем, это ты, вольный сокол, а мне отсюда никуда. Тут кромка. В другом месте чахнуть буду, оборот тяжело пойдёт… помру. Да мне и помереть не жаль, но только долго это будет, неприятно, обузой буду, нежеланной.
– Анфисушка, лада моя, не будешь ты мне никогда обузою! И желанна и ненаглядна для меня всегда будешь!. . Но и на муки тебя мочи нет толкать…
– Не лукавишь… как всегда впрочем… лето на исходе, Ждан. По зиме повстречались, летом полюбились, по осени прощаться пора. Солнце не повернешь вспять, мою породу не переделаешь. И плетью обуха не перешибешь. Род есть род.