Марыся покивала головой, пожала плечами и руки в стороны развела типа, мол, помогу. Про благодарность, как знаешь, а от умников твоих много ждать не придется.
Лисавета вздохнула и посетовала:
–– Я за советом пришла. Не знаю, у кого совета в деле моем поспрашивать, дома не могу – отец разгневается, мать опечалится. Нет, любят оне меня, но привыкли, чтобы всё порядком было, как заедено издревна. Хотела к Ягой пойти, но Лешак наш сказал, сначала сюда, на омут, нечего, мол, по пустякам бабку тревожить, Что по бабским делам с тобой лучше посудачить. А у меня не пустяк, у меня жизнь…
–– А спрашивай, я конечно не Ягая, мне до еёной мудрости, как и до годов, далеко, помогу, но чем смогу. Так-то ко мне-то больше деток просить бегают, тебе это, как я понимаю, пока без надобности. В крайний случай, сама тебя к Моревне сведу, к Ягой то бишь. Говори свою правду, слушаю.
Марыся много повидала на том месте и баб, и молодок, и девок вовсе. Чаще топиться бегали, а потом слава пошла, что можно прийти на то место бабе аль девке, излить своё горе, и враз горе не таким горьким станет, а то и вовсе, как темная вода его смоет.
Вот и тут, ясно дело, что не столько совета нужно девке, сколь поплакаться, на судьбу посетовать, видать совсем выслушать некому.
Лиска и рассказала, и про семью, про братьев, про Агафью– каргу вредную.
Семья у Лиски справная и для перевёртышей большая. Хоть и в роду, но своей усадьбой живут. Родилась Лисавета последней дочерью и единственной. Четыре брата старших и она самая младшенькая.
Росла, как все перевёртыши: по лесу зверем бегала, на ярмарку с отцом ездила в людском обличье, девчонкой. Родители её любили шибко, баловали, ни в чем отказа не знала, ни в чём воли её не запирали.
Но постарел отец, привели братья жён, постепенно сами во главу семьи встали. И тут кончилась Лискина сладкая жизнь, сравнялось ей пять лет, и стали братья её сговаривать с женихами ручкаться. Конечно, саму девицу никто не спрашивал.
Лиска аж пять раз, будучи просватанной, оборачивалась и сбегала, это значит, мол, не будет толку от такой невесты, отступались женихи. Но вот беда, не отстают родственники, так и хотят ее «покровителю» какому спроворить, что, мол, невместно девице одной жить. Вот непременно надо её к каким-то штанам привязать! Особенно Агафья, старая карга, в роду одна баба в совете старших, но такая, что двух мужиков стоит.
Что она к Лисавете прицепилась? Кто её знает. Отец как-то сказал, что из-за матери. Баба в роду славится не только хваткой и умом, но и потомством, а у Лискиной матери их пятеро, небывало так ещё, во всяком разе не помнили. У Агафьи четверо деток: два сына и три дочери. И мудра Лискина мать, и нраву спокойного, звали её уж в совет, но та не желала пока. А Агафье не по нраву такой расклад. Некие вопросы, особенно которые бабского племени касаемо, она почитай единолично решала, мужики в то не совались, а там много чего: и договора родовые, и вено за невест. В общем, Лисавета всего не уразумела, но поняла главное – Агафья не угомонится, пока со свету её не сживёт.
Горевала Лисавета е долго, нрав не тот, ежели, что не так идёт, надо иль сладить, иль исправлять. Но не кручиниться.
Подслушивать у лис непотребством не считается, а старшие, ой как много полезного говорят, особенно когда лаются.
–– Первое то, что узнала я, что по Правде могу и одна жить, от рода отделяясь. Уйти хочу. Вестимо, иль сама уйду, или выгонят, я ж, как бельмо на глазу, что братьям своим, что золовкам. Живу мол, как знаю, указки ничьей не спрашиваю.
–– Вот и второе моё дело: надобно где то избушку поставить, хотела бы я, аккурат на границе леса заветного, поближе к Шуйце, там, где заводь, а Лешак говорит, ваша земля там.
–– Ну, мож и прав Лешак, кому пустяк, а кому целая жизнь. По-разному время течет. Про избушку, на Шуйце не дозволит хозяин, заповедно место там. Почему? Не твоего ума дело, туда и перевёртыши лишний раз не шастают, а ты – поселиться! Селись на Полисти, там, где берег круто обрывается, как ножом обрезан. Да-да, там, где река заворачивает, и дубравушка рядом. Лес прозрачный, хороший, чуть правее от течения в лес возьмешь, там и усадьбу поставить можно не то, что избу, с дороги не углядеть. На четыре версты вверх по реке пятеро парней богатырских живут, тож, недавно отстроились. Хорошие парни, тоже разрешения у Вадика выспрашивали, дары приносили… глядишь, и за тобой присмотрят. Так и быть. Ставь там свою избушку! А там глядишь, и терем с милым будет. Детки пойдут…
Марыся хитро улыбнулась. А Лисавета фыркнула:
–– Вот ещё! Больно надо!
–– Хм. – Марыся расправила сарафан, и покосилась на укутанного в полотенце гуся, вот Вадик гостинцу порадуется… – Смотрю на тебя, и в правду, не дозрелая ты еще, в голове и мыслей о женихах нет. Как так? Сколько лет-то? Уж осьмнадцать минуло?
–– Два лета как минуло… матушка Марыся! Ну, вот и ты туда же! Ну не люба мне бабска жизнь! Ну, не мил мне никто, ни как муж, ни как полюбовник! Воля мне по сердцу, сама себе хозяйка.
–– Сама себе хозяйка, эээ… так даже у богов не бывает, все мы и люди и нелюди обязательства имеем, только юродивый никому не чиниться долгом…
–– Я не про то. Понимаю, что совесть иметь надобно и перед родом, и перед людьми, но посмотрю я, как братья мои невесткам указывают, а те с них сапоги снимают… тфу!
Маруся рассмеялась:
–– Ну, это как посмотреть, девка. Вот мой Вадик по суше не особо ходить любит, а в сапогах и подавно, находится, умается, так мне за радость и сапоги с него снять, и спинку помять. Дак люблю его, сердешного. А так-то да, кто гонором да властью кичиться – не дело, особенно перед бабой. Но постой, ведь у вас, слыхала, бабе вместно не то, чтоб мужа иметь, а покровителя просто?
–– Можно. Вот теперь, после того последнего разу, как от жениха сбежала, родня мне его, покровителя и навязывает, мол замуж никто уж не возьмет, да хоть так.
–– Вот таки не пойму, а что сама не найдёшь?
–– Покровителя?
–– Ну да… что такого-то? Присмотрись, там, сям… Человека там, аль перевёртыша. Покровитель, я так понимаю, нигде обычаем не заповедано и не просказано, что «покровитель» вашего роду, племени перевёртышей может быть? То есть Лисьего? И не указано нигде, что с ним, покровителем вашим, постель делить надо?
–– Да, нет такого, и волкам отдают, и медведям. И человечек берут в жены.
–– Нууу?
Марыся выразительно соболиную бровь выгнула.
–– То есть, ты говоришь, что я сама могу… хоть старого, хоть малого… лишь бы покровителем значился, да ко мне не лез? В мои дела не мешался?. .
–– Вот, сами-то вертят, как хотят… а девке нельзя как будто. Ты смотри, в Правде написано, что у перевёртышей, как и у прочих кромешников, по укладу все равны, а если кого сомнение возьмет, ты не стесняйся, до Морозовой заимки сбегай, у него та Правда писанною, в книге есть. Если кто там у вас из ума выжил, да обычаев не помнит, так старший брат Мороз, которого вы Велесом зовете, растолкует. – Марыся резко примолкла и гусей поближе подтащила. – Пора мне, Лисавета, Вадик кличет. Небось, опять девки озоруют, совсем ляди распоясались! Ты захаживай, и гостинцев приноси. Особенно кренделей да булок. Не любит Вадик, когда я печь топлю, а булки да блины очень