Знакомство (конец августа)
Поодаль от терема, за маленькой избушкой, на полянке, возле двух кумиров старым богам, скрестя ноги по тюркскому обычаю, сидит дева. Даян и не пошёл бы в эту сторону, да больно кумиры его привлекли – дерево темное, но не серое, а как бортовой мёд цветом, резьба до того искусна, что кажется, играет ветер золотыми волосами Макоши, тревожит серебряную бороду Даждьбога.
Только уж забыл муж славный и про кумиров-идолов, и про то, зачем вообще пришёл. Сидела она спиной, лицом к солнцу, по спине волосы распущены, ладони кверху повернуты, спина ровная, прямая. Первым делом подумал, что прапрапрадедова жена, каким-то чудным образом тут очутилась. Очень похожа, прям вылитая со спины. Только у той волос черный, что вороново крыло, а у этой рыжий, как мех у лисы огневки.
Что она делает? Взывает к богам? Странно так, и к старым, и к новым богам взывали на коленях, подчеркивая своё поклонение, безропотное принятие воли богов.
Мана же таким образом «чистила ум», говорила, что грязный ум для живого хуже, чем грязный воздух. Сами собой в памяти всплыли слова: «Медитация — это погоня за небытием. Она похожа на бесконечный отдых. Она лучше, чем самый крепкий сон в мире»
«Ты боишься будущего, но находишься в настоящем. Не бойся ничего и страх отступит. Ему просто станет скучно с тобой, и он уйдет к другим, к нуждающимся. А ты, — ты находись в моменте. Почувствуй его тишину, расслабься, растворись в нём, не думая ни о чем тебя не касающимся»
Хруст ветки под ногой. Как же не вовремя это. Иллюзия рассеялась.
Передним в пол-оборота сидела девушка. Не подскочила, не озаботилась тем, что простоволосая перед мужчиной незнакомым. Вот одним ловким, тягучим движением поднялась на ноги, пошла навстречу. Надо же сказать что-то.
Наверное.
Стоит, как пыльным мешком по голове огретый.
Даян, вспомни вежество. Поприветствуй даму. Девушку.
– Доброго дня тебе, прохожий. Чего ищешь? Какого дела пытаешь? Аль от дел лытаешь?
Голосок звонкий, глядит прямо, очей не прячет и улыбается одними уголками губ, точно как Мана.
– И тебе дня доброго, красна девица.
Даян потёр лицо ладонями. Эко как растерялся.
– Скорее от дела лытаю. Дома да в мастерской дел невпроворот, а я вот, – он развел руками, словно извиняясь, – сбежал. Прохлаждаюсь тут. Дев пригожих высматриваю.
Рассмеялась звонко, волосами тряхнула, хитрым прищуром глянула:
– Эх, не повезло тебе, добрый молодец! Это с виду я красна девица, а на деле баба Яга столетняя. Присмотрю добра молодца, в баньке попарю, потом на лопату и в печь. Потом съем.
Даян шапку снял и как бы попечалился, смешинки в глазах пряча:
– Эка ты, худая хозяйка, баба Ягая! Жаркое-то вначале не только помыть надо, а еще и выпотрошить! Давай я тебя научу!
– Нееет, добрый молодец, больше я так не куплюсь. Однажды меня так один царевич чуть не изжарил. Падлюка.
– И чего это у нас тут веселье? И кто это тут, незван, неждан, пожаловал?
Слова прозвучали на ментальном уровне – перевёртыши так в зверином обличье общаются. Даян огляделся.
Ну да, еще коты, огда сами того пожелают.
Этот сидел прямо впереди девушки на тропинке. Хвостом машет, уши назад повернуты. Видать размышляет и о деве беспокоится. Ишь ты, защитник.
– Как звать-то тебя, кот?
Кот посмотрел выразительно, так, как только коты смотреть умеют, и соизволил-таки ответить:
– Меня звать не надобно, я сам прихожу. Или не прихожу, если не желаю. И тут я живу. А вот ты нет. И делать тебе тут нечего.