Палаты воеводы
Палаты воеводы в крепости обычные, не каменные. Из толстых бревен сложены, коврами по стенам увешанные. На коврах оружие разное, иное воевода только в руках и подержал, прежде чем стену им украсить.
Дмитрий сидел на воеводстве уж четвертый год вместо положенного устоем года, и вполне выйти так могло, что будет сидеть тут до старческой немочи. Как, право и бывало всегда тут, на Лукоморье – сначала меняются воеводы, как пары в «ручейке», кого отзовут, кто сам в ноги царю кинется, что чаще всего, то голову сложит. Край такой, так ему говорили, если Лукоморье тебя не примет, никакой царь ему не указ. А если примет, то по рукам-ногам повяжет, и никуда ты не тронешься отсюда. Дмитрий Ляксеевич не верил изначально, что, значит, примет-не-примет? Какой такой край? Люди? Да он к ним отношение второстепенное имеет. Его дело крепость в порядке держать, да воев в узде. Чтобы порох был сух, ладьи или, как здесь говорили, лодии, были крепки, а вои сыты. Вменялось ему в обязанность вершить честный суд, да оправлять подати своевременно. Собирали же те подати земские старосты по деревням, да городские приказчики. Местные избирали их сами из своих людей уважаемых. Те подати собирали исправно, народ не теснили. Губной староста, что по лиходейским делам суд да дело вершить был должен, вообще мух в своем тереме ловил. Не то, чтобы лиходейства вовсе не было, просто как-то образовывалось всё своим чередом, а на суд тащили к своим старейшинам.
В общем, странное место, прямо сказать. Вроде и есть тут власть царя батюшки, вроде и уважают его, и указы чтут, как Правды заповеди, но всё равно свои порядки и уложения. И уживаются как-то те уложения с царской властью, как умная жена со сварливым мужем: кланяется, головой кивает, во всём-то уступает, а всё равно по её идет, как шея головой им вертит.
Без дела воеводе не сиделось. Место неспокойное, приграничье. К югу степи, вроде как давно нам дружные, но тоже своим укладом живут и своим умом, а что в тот ум басурманский придет, кому же, то ведомо. К западу державы облатыненных гуяр, с ними вообще ухо востро держать надобно. Как человека в войнах побывавшего и походы ходившего, боярина Дмитрия Ляксевича Себского порядком удивляло, что такой жирный кусок на самом краю державы остается целым, не вередимым столько лет?! Бывали, конечно, вылазки безуспешные. Облизываются соседи на богатое жильё да торги. Гуярские соглядаи ходят тут беззастенчиво, но пока беспредела нет никакого, то и сказать им нечего.
Дмитрий бумаги да на столе разложил, парочку печатями приладил, грустно глянул на оставшуюся кучу. Ну, не его это. Вот четыре года сидит на воеводстве, и всё складно, и кормление хорошее перепадает, и люди – золото, нелюди еще краше, с воями ладится, но вот бумаги…
Заглянул мальчишка:
– Батюшка Воевода! Там до вас Увельский с Собакиным-старшим просятся!
Батюшка воевода бумаги решительно подвинул, чуть не приплясывая.
– Зови! Зови эту шельму!
– Которого?
– Да обоих! Эх, нашли друг друга умельцы, вот дел-то наворотят теперь! Мало нам водного проводу этого, сто с лишним лет назад сладили, а чинить нам досталось! Хорошо хоть чертежи в думном приказе сохранились у того нелюдя. Дайте ему боги здоровьичка да лет долгих… что встал? Зови его!
– Нимина Косматого?
– Да тьфу на тебя, Собакина с Увельским!
К удивлению гостей, новую задумку воевода не обхаял, глупостью не назвал, а напротив, заинтересовался очень, расспрашивал, уточнял и остался очень доволен. Обещался тот час отписать царю батюшке о сией машине полезной, что быстрее голубя вести доносит, и отправить в стольный град аккурат тем же гонцом, что указ о заповедном лесу привез, слава тебе господи, наконец-то!
– Сынки! – сжимал в объятьях по очереди друзей воевода, – это ж, какое дело для державы полезное! Это вражина чуть подступится – мы ррраз! Сколько там? А ну с утра до захода точно? Вот! А до захода солнца известие уже в Стольном граде! Это как в той сказке про золотого петушка, что на врагов кукарекал и с какой стороны идет враг показывал.
У воеводы задержаться пришлось, чтобы растолковать задумку в подробностях, но вышли оба зало довольные и собой важные. Да кто не обрадуется, когда всё ладится и когда труд твой пользу державе приносит?