Что старой женщине сделать против троих здоровых лбов? Махля не сопротивлялась даже, делая вид, что амулеты ихние действуют. Только раскорячилась пошибче, ведь еще выпутываться придется.
– Что делать-то с ней?
– Покуда в предел бросим да дверь подопрём. Даже если выпутается, никуда не сбежит. Окошко там невелико, едва кошка пролезет, трубы нет. Куда ей деваться? Как дело сладим, с собою прихватим. Две ведьмы привезти – всяко лучше, чем одну. А ты иди, голубя посылай, пока не стемнело…пора.
Добрался Яков до дома на околице, когда солнце уж горизонта коснулось. Но главное, добрался.
Обошел забор по кривой дуге, принюхался, на пса цепного фыркнул. Ишь ты, распустился! Много воли взял на кота голос подавать! Но оказалось, пес-то и не дурак, и не брехливая пустолайка. В окно, что из горницы, высунулась голова отнюдь не старухина, а выскобленная рожа постояльца.
Странно. Что бы им в горнице делать? Да ещё в окошко глядеть? А ведь не просто выглянул, на собачий лай поблазился. Кот навострил уши.
– Нет, брат, никого. Дом у леса, может. какая тварь лесная к курятнику подбиралась.
– Людей точно не было? Это хорошо… голубя выпустили?
– Выпустили, брат, всё как ты велел.
– Долетит ли, вон оно, темень уже!
– А ты, младший, закрой рот и вон кашу ешь. Не каркай тут. До темени еще час будет, а лететь тут птице всего ничего.
– Не ошибется? Голубь-то?
– Не ошибётся, там его голубицей подманивают.
– То хорошо. А нам когда, брат Флавий?
– Да скоро. Как смеркаться начнет, так и пойдем. Чтоб до темна, как раз до терема этой ведьмы добраться успеть. Всё подгаданно. Наши друзья, что на лодках причалили, на хутора оборотней нападут. Мы ведьму схватим и на корабль. Будет время, за этой вернемся, а нет, так посидит. По-любому, когда её хватятся, мы будем уже далеко. Тшш… шебуршится там. Ведьма! Ну, ничего, даже если распуталась, не выберется. Я амулеты тут раскидал повсюду. Чтоб силы ей, шкуре не было!
– А если найдет кто? Амулеты?
– Младший. Ты что, дурак? Кто тебе их найдет? Кто здесь будет бродить? Ночью?
– Не шуми. Брат Флавий надежно спрятал, я дважды обошёл, не нашёл.
Дальше Яша слушать не стал, и так ясно. Прокрался к приделу, к окошку. Старая аккурат распутаться успела. Окошко мало, ей-то не пролезть, а коту свободно.
– Старая! Эй! Хозяйка! Ставню-то открой. Да потихоньку, потихоньку. Эти там уже слышали, что ты выпуталась. Хоть и боятся, но не ровен час, нагрянут.
– И что? Кота испугаются?
Махля отворила ставенку.
– Ещё как. До мокрых портков. Был опыт. Только вот со страху-то и зашибить могут кота.
– Яшенька, – вдова едва слёзы сдерживала, – эти же лиходействовать хотят! Да Лиску твою, рыжую, скрасть!
– Да. За тобой они, пожалуй, не вернутся, но упредить надо кого-нибудь, чтоб выпустили тебя… а я побегу. Скажи мне, старая, да подробно, где в новой мне сыскать этого, золотых дел мастера, рыжий такой и наглый без меры.
– Да он там, Яшенька, один на греческой стороне посада живет.
Кот лупил себя хвостом по бокам. Нервничал.
– Хозяйкааа… я откель знаю, где в Новой Греческая сторона посада? Так же, где сам посад, мне не известно. В какой стороне Новая знаю. Ну?
– От сель недалече, аккурат с нашей стороны она будет, сеча обскажу…
Кот убежал искать помощи. Помогите ему, Светлые Боги и Единый! Да и от тёмных в таком деле помощь принять не грех!. .
Махля замерла, как осенённая светлой мыслью. О темных богах, не иначе.
Быстро расправила исподнюю рубаху. Вот и хорошо, что не одета! Вдова отыскала тряпицу какую-то, наткнулась на кафтан, постояльцев одёжа, видать, в грязи, но ничего, всё ладно будет. Тряпицей тщательно оттёрла с лица да рук сажу, пригладила волосы, повернулась к боку печи, и быстро-быстро зачастила, как муж когда-то учил. В шутку, но вдруг получится?
– Домовой дедушка, я давала тебе хлебушка. Ты мой дом хранишь. В нем всё к ладу ворожишь. Пол прибираешь. Стол накрываешь. Я сейчас тебя ищу. Благодарствовать хочу. Покажи мне личико, дам тебе яичко…
Из ниоткуда, из печного угла выскочил мужичек с ноготок. Резво так, как крыса из ларя с крупой. Росточком Махле едва до пояса будет. Борода большая, кучерявая, но чистая и чёсаная. В рубахе домотканого полотна, поясом красным подпоясан. Баба обыскалась того пояса неделю назад, к слову. Да ляд с ним, с поясом!
Мужичёк тем временем горницу оглядел, сник как-то, подтянул синие штанишки и печально молвил:
– А, это ты, Махля…
Та аж обалдела от удивленья и не почтительно ответила.
– А ты кого здесь мнил увидеть? Лебядь белую?
Домовой вздохнул тяжелёхонько, на лавку залез, бороду кулачком подпёр и молвил.
– Забаву…