Перевёртыш Лисавета
В избушку Лисавета перебралась после огромной склоки промеж родными. Да, из-за нее, конечно. Как-то в раз объявилось, что женихи на Лискин век перевелись все. Все разом, первое, от того, что молодая поросль девок подросла, а второе – женихи, женихами недолго оставались, как в возраст парень войдет, так ему хомут и оденут, чтоб не шлялся больно-то.
Ну, а третье, много стало последнее поколение перевёртышей кровь с людями мешать. Особенно девок людских брали охотно в семьи. Вона, из четырех Лискиных золовок две человечки. Старшие не против вовсетакого дела, так как людские девки тихие да покорные.
А самое оглавное в том списке– нрав Лискин. «С таким нравом тяжко жениха найти будет»–сказала старая карга Анисья, и не седой ещёголовой так покачала.
Лиска фыркнула. Вот еще! Она перевёртыш! Сама проживет!
Старшие так не считали. Мнили себя, как все лисы, больно-то хитрыми да ловкими в блазнях всяких. И хотя в избушку жить отпустили, чуяла Лиска тут уговор промеж перевёртышами: об том, что покоя ей не дадут и вынудят хоть меньшицей, пусть не в лисью, так хоть в медвежью семью войти. А поглаже, так и в волчью.
Но волколаки – они однолюбы. Даже после потери большухи бобылями кукуют. У лис, пусть не так упрямо, но там большуха сгнобит. Мало кто из лисиц меньшицу потерпит, даже если отдельно поселится и жить будет. Остаются только медведи – простые, прямые умом, честные и добрые, зазря не обидят.
Так считали братья. А золовки, лупоглазые человечки, им подтявкивали. Лисицы постарше помалкивали. И на том спасибо, хоть права голоса у них на совете пока нет.
А карга старая, Анисья, что в совете в красном углу сидит, только улыбалась загадочно да глаза свои узкие щурила. Шкура. Не иначе ни одну прелесть Лиске придумала чтоб, значит, норову еёному окорот дать.
Вот бежала Лиска в зверином обличье и думу думала, как бы остаться ей в этом прекрасном мире одной одинешенькой, чтоб никто ей не докучал ни играми весенними, ни хозяйством большим, ни храпом ночным. А то известно дело, пока парнем гуляет, так всё ладно, а как оженится, так и в зверином обличье начинает храпеть так, что стены в тереме трясутся.
Земля мелко задрожала. Слыхать всадники. Рысью едут.
Лиска в кустах спряталась.
Мимо протрусило малое войско, числом пять душ. Красивые по людским меркам парни, при оружии знатном, луки справные. Видать на уток поохотиться решили, не на людей сей раз. Про людей Лиска так, к слову подумала. Насколько известно было, братья не душегубствовали. Так слыхала Лиска разговор своих сродственников, что вот если беспредел какой, или бесчестье, или впрямь разбойники заведутся, как в прошлой зимой было, так тут лучше пятерых богатырей помощников не сыщешь: и от люта избавят, и цены не скажут. Тут уж сам благодари, как сможешь.
Младшему из них едва пятнадцать лет сравнялось. Старшему за тридцать лет перевалило. В прошлу зиму оне в здешний лес перебрались. Откуда взялись, то не сказывали, но лес заповедный их принял. Может, корни людские здесь были, может, просто душой к месту пришлись.
Терем зараз отстроили, забор в две сажени огородили, да и поживают, чай с соседями не бесчинствуют. А зверья, его на всех хватит, главное лишку не брать.
А последний всадник обернулся в сторону кустов и подмигнул. Окаянно так.
Поживши полтора года в Лукоморье, как-то наметились разделять братья перевёртышей в звериной шкуре и зверей лесных.
–– Ах ты, бесстыдник! –Протявкала ему в след Лиска, совсем позабыв, что в шкуре она, не в сарафане, – еще молоко на губах не обсохло! А он уже в кусты заманивает!
Смех нахального отрока резко оборвался, видать получил подзатыльник от старшего брата…
Шуршат иголки да листва под лапами, нет, Лиска и бесшумно бежать может, просто настроение такое, попридуриваться, пошуршать, поиграться! Лес сосновый прозрачный, играют всеми красками капли росы в паутине, продёрнулась сиреневыми с белым цветущая черника, брусничные листы отливают тёмно-зеленым глянцем, большой тут ягодник, богатый, пройдет месяц, два, и покатится по лесу песня девичья, пойдут деревенские девки по ягоды, песней будут перекликаться, чтоб от своих не отбиться, да и веселее так.
Вдруг со всего маху чуть не налетела на такую же нахалку игручую, только бурую, ни капельки рыжины нет, другого рода она, из-за реки, из земель западных.
Невестка. Старшая. Анфиса.
Баба разлапистая, никакого окороту не знает, как будто Макош перепутала что-то, и вложила в душу Анфиски чуточку мужского начала. Охоту хорошо знает золовка, и в первой и во второй ипостаси, с луком управляется ловко, дротики метать умеет и зайца догонит, не так быстротой как ловкостью. А вот Лиска только с пращей управляется, и в зверином облике не столь ловка, как вёрткая Фиса.