Усадьба Мороза
– Чаёк хорош, – Мороз прихлебнул из блюдечка, – но всё одно, наш сбитень милее… Воструха, хватит у печи колоситься, присядь.
– Да я, батюшко, блинков вам, зараз.
– Зараз домовушка тебе скажет, что опять за её дела берешься.
– Каже, каже, что она мне каже?! Ейно дело дом вести, а печь, то моё, бабье дело! – Воструха демонстративно громыхнула медной сковородой.
Кощей чаёвничал со стаканом в серебряном подстаканнике на фарфоровом блюдечке. Где только домовушка выискала красоту такую. За ворчанием вострухи наблюдал с нескрываемым интересом.
– Всё так же? Бранятся потихоньку?
– А то ж! Куда ж без этого. Скучно им. Воспитанников сейчас в терему не живет, а что Егорка приходит, так то учиться. И то успевают и обстирать, и причесать, и накормить, еще и с собой дать. И всё это наперегонки! Ты представляешь? Я уже приказал своим хозяйским словом, не трогать чадо, пока тот наукой занят.
– Иии как? – предвкушающе спросил Кощей.
– Так. Не трогают. Только пироги подсовывают да квасок. На пороге чёботы снимет – враз почистят. Охабень в горнице скинет, надевать – он как новенький, махаться с овинником пойдёт, чтоб тело укрепить и кровь, чтоб не застоялась, рубаху скинет, намоют скоро. А уж в баню пойдёт… – Мороз махнул рукой, признавая свою беспомощность перед женским началом Вострухи с домовушкой. – Уговорились с банником, понимаешь, чтобы тело Егорке править, а тот и рад. Будто богатыря ростим, а не хранителя…
– Знаешь, Мороз, – гость задумчиво повертел в руках стакан. – Я тебе так скажу, нижайше полагаю, что всё, что случается в мире большом – всё по воле, и что даже бы сказал, по плану Его. – Кощей указал взглядом на потолок и продолжил, – вот, когда вы взяли поляну жить да стали давать ей науки всякие, кто знал её судьбу? Сколько девок до неё за простых крестьян да охотников выходили? И всё ладом было. А после неё, Власа? С самой царицей дружбу водила, а всю жизнь здесь у ворот прожила с хранителем. А когда черти бы его драли, Надыр хан с его неупокоенной бабушкой своим бестолковым колдовством всю кромку перекрутили, что даже нас, исконных кромешников, коснулось. А на деле?
– А на деле? – поддержал кромешника Мороз, конечно, он знал всю историю и даже в ней участвовал. Но раз уж пошли воспоминания, пусть друг потешится…
– А то сам не знаешь, – проворчал в ответ тот, раскусив хитрость, – Земистокольз невесту нашёл, оженился. Водяник с Жёлто-морым прямой путь наладил. Я в человечьей тюрьме посидел…
– А еще царевич Иван женился, богатырь Вадим судьбу свою встретил, а богатырь Словен, наконец-то, отцом стал.
– Насколько я помню, отцом он стал ещё раз пять после того. Но дела нету мне до дел людских.
– Эх, Либрей, так ведь тебя на Роси звали? Это ты после той темницы обиду на людей затаил?
– Да какая темница, окстись. Палаты царские, только все в обрегах, что сила заперта. И обида, да. Лукавить не буду. Пока людям всё ладно, оне с тобой ласковы, а чуть что, сожрать готовы.
– Пожалуй, тебя сожрёшь…
– Так-то меня… Оне и с друг дружкой так же.
Из-за печки высунулся домовой в простой рубахе без пояса, в портах. Спал, видать.
– Хозяин, там до тебя Лешак бежит с глазами выпученными, пускать?
– Пускай, конечно. Как не пустить? Кто на моей земле живет, всякому дорога открыта.
Домовой скрылся, а Кощей продолжил беседу.
– Вот скажи, Мороз, вы, изначальные кромешники, что как бы поделили территорию?
– Да что ты, – рассмеялся Мороз, – никто ничего не делил специально. Просто смотри, как выходит. Где больше тебя чтут да благодать возносят, там тебе и глаже. Меня, как бога леса и зверья всякого, больше здесь чтили. Аврору там, где людям о хлебе задумываться мало приходилось, больше о возвышенном да об утехах. Фейри, сам знаешь, яблочко от яблони… Перуна, там его Одиным зовут, почитали там, где и козу не выпасешь толком, и иначе, как разбоем не выжить. Вот так и разделилось… а вот и Лесовик.