– Батюшко Мороз! Беды боюсь! Распоясались энти в конец! Напали на Потапыча усадьбу, грабить хотели, оберегами ватиканскими обвешаны, как бронёй! Воняют на весь лес!
– Ну, мы как бы не вмешиваемся в дела людские, – схмурил брови хозяин.
– Да что ты, что ты, там Наталья Михална, даж без оборота, двоих богатырей стоит. И Дружину малую Демитрий ведет, и прочие перевёртыши помочь прибежали… Пожара боюсь… лесной пожар – это страшно. Даже если он по воле богов. Гибнут твари большие и малые, малые больше, куда ёжику с его лапками короткими деется? Или барсуку? Иль еноту, бобру… всех жалко. А как лосихи лосят подгоняют, жар им зад опяляет уж, а оне глядят, чтоб дите не потерялось… дерева-то вовсе не могут убежать, погибают на корню, плачут, стонут, помощи просят… – лешак смахнул слезу.
– Мороз, вели зеркало принести большое. Сейчас гляну. И если беда грядёт, пойдем, подсоблю тебе сладить.
Усадьба Потапыча
Больше прочих Януш принял к сердцу известие о набеге разорителей гуяроских. Кому, как не клану лисов, пришедших чуть боле полвека назад из земель западных, знать о лютости людей тех? Беспощадности их ко всему инаковому, а само зело, пораженные жаждой поживы, алчностью, будут пользоваться оне любым поводом, чтоб оправдать лиходейство своё.
Стрелой ретивой летел лис к своей усадьбе, вихрем рыжим ворвался в горницу, силой мысли сразу всем поведал, что за беда приключилась, чуть было голова не треснула.
– Сколько их? – вопрошал Старейшина, попутно подзывая меньшиц, чтобы лук да облаченье несли.
– Наших мужиков, в поперёк, десяток без двух душ наберётся, остальные далече, – говорит отец, сразу скумекал, о чем речь пойдет, колчан стрелами набивает.
– Десяток наберется. Моя Милана пойдет да Агафья, – старейшина обрался до своего облачения и прилаживал легкий нагрудник из туровой кожи. – Людским обличьем пойдем. Мало ли, какие у них чудеса диковинные, на заморский манер сотворённые. Не допусти Род, застрянешь в обороте, мучись потом.
– Не стара ль Агафья для бел бранных?
– Ты ей-то скажи. Руки не трясутся, лук крепко держат, глаз зорок, а то, что седа да сморщена, как весенний гриб, так не на смотрины брачные идет.
– Ты, Вилнис, поговори мне ещё. Гриб! Я лук держать начала, когда ты еще в подол сморкался.
Агафья была уж собрана, в полном облачении: штаны мужские кожаные, рубаха по колено длиной тож из кожи мягкой, сапожки, перевязанные поверх ремешками, голова хитро платком замотана, оставляя открытыми уши.
За Агафьей в горницу вошла еще одна баба, так же одетая, с луком во весь свой рост. Агафья сняла со стены лук поменьше.
– Идемте резво, остальные во дворе ждут, – скомандовал Старейшина.
– Вот, – Кощей указал на зеркало, – все думают, что Лисы славятся своей меткостью из зоркости, но это не так. Хоть и зоркий глаз у них, но еще боле чуткий слух. Вишь, уши не закрывают? А когда охотятся, оне голову так, чуть на бок делают, чтоб одноухо подале было. И от того, с какой разницей ухо правое с ухом левым звук учует, понимают оне, как далеко иль глубоко добыча сидит, и даже в какую сторону двинулась и на сколь пядей.
– Еще филинам так дано… – вставил свой грошик леший. – У Потапыча-то в усадьбе сейчас двое чад малых да отрок пестун. Сам-то отроче бледноликий, немочный, а полюбилось ему медведем бегать. Вот его мамаша и отправила к деду в правку, а когда сие безобразие началось, обернуться не успел, так медведем и бьётся.
«Бленноликий немочный отрок» раскроил череп ближнему разбойнику и примерялся к горлу второго.
– Наталья-то, Михална, ишь, колуном рубится. Не любят медведя оружья никакого… – продолжал комментарии леший.
Наталья Михална стояла спиной к спине с мужем. Не плотно, аккурат, чтоб размаху не мешать, но прикрывать спину. Не зря медведица своим родом славна была, ох, не зря! Как дух Перуна в неё вселивши, машет колуном яростно да метко, словно то не колун, а боевой топор урманский. А в лицо ей глянуть. Нет, не глядеть лучше. Вона один гуяр– разбойник глянул, да так и упал навзничь. А внучек её, рожа ехидная, загрыз.
Михайло Потапыч бьётся палицей. Дубовая да медью окована, не любят перевёртыши железо. Бьётся, как пономарь, писание читает, размеренно, спокойно даже, на лице ни гнева, ни ярости.
Жарко сражается с врагами семья медвежья. Метко пускают стрелы лисы-перевёртыши, но теснят законных хозяев враги-разбойники, немерено число больше. Двинулся к зеркалу волшебник Кощей, взглядом впился, пальцы кружево заклинания вязать начинают.
И опустились руки, а уста усмешка тронула. Злорадная.