— Вам незачем было беспокоить себя признаниями, — сказала Катинка. — Я не спала.
Последовала маленькая пауза.
— Вы... видели меня?
— Я этого не говорила. Я только сказала, что не спала. Миссис Лав неуверенно улыбнулась.
— Надеюсь, я не напугала вас, дорогая? Конечно вы поняли, что это я?
— Разумеется, — сказала Тинка. — Мне показалось, что вы выглядите очаровательно.
Женщина вышла. Катинка оделась, подкрасила лицо, пользуясь имеющейся в сумочке косметикой, и спустилась на первый этаж. Дверь столовой была открыта. Карлайон завтракал в комнате.
Тинка не ожидала, что один его вид снова вызовет у нее дрожь в коленях. Она не могла притронуться ни к овсянке, ни к бекону, ни к яйцам и тосту с желтым валлийским маслом, а только потягивала кофе. Карлайон после первого приветствия хранил молчание, но казалось, будто он подыскивает нужные слова.
— Вы выглядите ужасно сердитой! — сказал он наконец, нервно откинув со лба прядь волос.
— Вам незачем стараться быть вежливым, — отозвалась Тинка. — Я уйду, как только смогу. Не беспокойтесь.
Карлайон уставился на тост и варенье.
— Знаю, — вздохнул он. — Но теперь я... не хочу, чтобы вы уходили.
Сердце Тинки перевернулось несколько раз.
— До сих пор ваше гостеприимство было не слишком ободряющим.
— Знаю, — виновато повторил Карлайон. — Уверен, что вы понимаете причины. Но теперь мы могли бы все исправить...
«Теперь, когда я видела лицо, — подумала Тинка. — После этого мне нельзя позволить уйти отсюда. Женщина рассказала ему, и они договорились втроем, что он должен использовать свое обаяние и уговорить меня остаться. А я вот-вот попадусь на удочку!» Ловко эксплуатируемая сексапильность — излюбленный арсенал дешевого сердцееда, который годами изучал молодых женщин с таящимся в глубине их ослиных сердец жгучим желанием обзавестись колыбелью. Какое имеет значение, что это не был ослепительный шарм, сопровождаемый изысканной одеждой, орхидеями, искрометным остроумием и комплиментами? Карлайон использует свое обаяние, чтобы принудить ее остаться, потому что они боятся ее отпускать. А самое скверное, что она готова продать свою бессмертную душу за то, чтобы ответить «да».
Послышалось звяканье. Маленькая разносчица молока появилась из-за угла дома и двинулась мимо окна столовой, неся два полных бидона. Катинка вскочила и подбежала к окну, едва не споткнувшись.
— Мисс Джоунс! — воскликнула мисс Эванс. — Это вы?
— Доброе утро, мисс Эванс.
— Вчера вечером я все время смотрела на реку, но не увидела, как машут платком у брода, поэтому решила, что все в порядке. А джентльмен?..
Карлайон не должен знать, что Катинка виделась сегодня утром с мистером Чаки, что в доме уже два посторонних, которые знают о Лице...
— Я ничего о нем не знаю, — ответила она, слегка повысив голос. — Разве он не вернулся? А сейчас вы не могли бы перевезти меня в вашей лодке?
Краем глаза Тинка видела, как плечи Карлайона слегка поникли. Он положил на тарелку вилку и нож и резко поднялся.
— Прошу прощения... разумеется, если вы хотите уехать... — Пожав плечами, Карлайон вышел из комнаты.
Итак, ее никто не удерживает. Как говорил мистер Чаки, вся история с Амистой — полнейшая чепуха, какая-то нелепая путаница, которая в один прекрасный день выяснится сама собой... Ведь мистер Чаки тоже отрицал существование Амисты и потом убедительно объяснил кажущуюся непоследовательность этого отрицания. Возможно, вся тайна объяснится так же легко? «Я могу это проверить, — подумала Катинка. — Эта женщина приходит сюда каждый день. Если в доме есть молодая девушка, она должна знать об этом». Тинка высунулась из окна и снова понизила голос:
— Мисс Эванс, вы когда-нибудь видели Амисту?
— Кого? — озадаченно переспросила маленькая женщина.
— Молодую девушку, которая живет здесь или жила раньше. Наверное, вы видели ее, когда приносили молоко?
— Здесь нет никакой девушки, — сказала разносчица молока. — И никогда не было. Только мистер Карлайон, миссис Лав и Дей Джоунс.