— А сегодня?..
—.Сегодня неожиданно явился доктор — должно быть, до нас не дошло письмо с предупреждением. Он снял несколько швов, но что-то пошло не так, а ему не хватило анестетиков... Короче говоря, все было скверно, как всегда. Доктору пришлось задержаться, и он торопился назад. Миссис Лав и я пошли проводить его к лодке, чтобы выслушать последние инструкции, а Дей остался в доме присматривать за Анджелой, но тут снова вмешалась мисс Джоунс! Вы вынудили его бежать за вами на гору, а Анджела тем временем спустилась в холл. Шаль убрали с зеркала — снова благодаря мисс Джоунс с Флит-стрит...
— Думаете, она видела себя?
— Я знаю, что видела, — с сердитым презрением отозвался Карлайон. — Это звериное фырканье, дорогая моя. плач Анджелы. Она не плачет, как другие хорошенькие девушки, так как не может толком открыть рот... Анджела твердо решила увидеть себя в зеркале и после всех наших стараний этого не допустить добилась своего благодаря вам. Она плакала, так как видела, что осталось от ее красоты...
Перед мысленным взором Катинки предстала неповрежденная левая рука Анджелы, неуверенно пролезающая сквозь дырку в оконном стекле, словно цыпленок из яйца, и пишущая на стене буквы. «Скажите, что вам нужно!» — крикнула ей Тинка, и рука написала букву «А», а затем «М» и «I». Первые буквы слова «зеркало»{27}, а не имени «Амиста»!
— Не знаю, было ли правильно не позволять ей видеть себя, — заговорила Катинка после долгой паузы. — Она должна знать о своем состоянии — к чему терзать ее ложными надеждами? Мне очень жаль, если она пострадала из-за меня — я никогда себе этого не прощу. Но не думаете ли вы, что это к лучшему? Мне кажется, что да.
— Отлично, — усмехнулся Карлайон. — Уверен, что врачи, хирурги и психиатры, которые после долгих размышлений и дискуссий говорили нам, что Анджела не должна знать самое худшее, так как может не перенести шок, будут очень заинтересованы, узнав, что вы думаете иначе. Но пока что ваша теория не оправдывается. Она была на грани самоубийства, и нам пришлось снова дать ей большую дозу морфия. Очень жаль, потому что мы пытались понемногу уменьшать дозу, но с другой стороны, когда Анджела придет в себя, желание получить морфий может быть таким сильным, что она забудет о мучениях, которым вы ее подвергли...
За свою беспечную и веселую жизнь Катинка никогда не испытывала по отношению к себе таких чувств, как ненависть, быть может, даже таких, как неприязнь. Теперь же Карлайон наносил ей жестокие удары своим гневом и презрением, а она вела себя как спаниель, несправедливо побитый хозяином и все же трущийся о его ноги. «Если это любовь, — думала она, — то как счастлива я была прежде!»
Вечером к ней в комнату пришла миссис Лав утешить ее.
— Не воспринимайте это так тяжело, милая. Вы не могли этому помешать. Рано или поздно она все равно бы себя увидела, и лично я думаю, что это лучше, чем если бы она надрывала свое бедное сердечко, постоянно плача из-за зеркала. Мистер Карлайон велел дать ей морфий — у нас есть запас на случай, если он понадобится; доктор сказал, чтобы мистер Карлайон и я сами решали, когда ей требуется доза. Все дело в психике. Беда в том, что когда наркоманов лишают дозы, они... ведут себя скверно. Но это не их вина — кто мы такие, чтобы судить их? Я смотрю на бедного мистера Карлайона и думаю: «Ну, если вы не можете быть терпеливы с ней, то я могу...» Пейте ваше молоко — на этот раз в нем нет ничего лишнего! — Сиделка добродушно засмеялась.
— Она выглядела очень несчастной, пока наркотик не подействовал?
Миссис Лав пригладила крашенные перекисью волосы.
— Ну... она была расстроена. Но такое случается каждый день. Я пробыла с ней уже пять месяцев — девять недель в лечебнице, а потом здесь. Между нами говоря, жизнь тут не сахар — не на что смотреть, кроме автобусов, которые едут через долину в Суонси. Я взяла несколько выходных и поехала в город, но здесь начались неприятности. Мистер Карлайон не может справляться с ней без меня.
— Она действительно нуждается в уходе?
— Не столько в уходе, сколько в присмотре. В зависимости от того, что делает доктор с ее лицом и принимает ли она наркотики. Но оставлять ее одну нельзя — это небезопасно.