Осеннее солнце стояло в зените над вершиной горы, и серый костюм Катинки, подходящий для дознания, был слишком жарким для подъема на холм. На лбу у нее выступили капли пота, а на руках обозначились розоватые вены. Но внезапно внутри у нее похолодело — она застыла, недоверчиво уставясь на долину, не видя ни реки, ни гор, ни двух бледных лиц с обеих сторон, ни двух пар блестящих вопрошающих глаз... В ее ушах звучало не журчание реки, а сдавленное животное блеяние из-за неосторожно открывшейся двери, а перед мысленным взором стоял маленький человечек в конце коридора, вытирающий кровь и мыло с рук в резиновых перчатках...
Анджелу, которая в действительности была Амистой, не подпускали к зеркалам, кормили ложью о чудесах, которые творит для нее пластическая хирургия, делая ее долгими месяцами мучений и пыток все более и более неузнаваемой.
Но все оказалось тщетным, ибо теперь и Анджела, и Амиста мертвы.
Они вышли на гравиевую площадку и шагнули через нелепое резное крыльцо в шоколадный холл.
Там стояла женщина в черном жакете и черной шляпке, из-под которой выбивались светлые локоны, с круглым глуповатым лицом и такими же круглыми глуповатыми глазами... Без крахмальных белых шапочки и фартука сиделки, уже пожилая, но сквозь маску подрумяненного и опытного лица, смотрело другое — молодое и хорошенькое...
Амиста!
Глава 10
На полпути вниз с холма мистер Чаки остановился, чтобы зажечь сигарету. Другую он протянул Катинке. Мисс Эванс шла впереди, помахивая бидонами.
Городок на другом берегу реки готовился к вечеру. Девушки прихорашивались для прогулки по главной улице в надежде привлечь внимание парней, которые, в свою очередь, помадили волосы фиалковым маслом перед охотой за девушками, мужчины ныряли в задние двери пабов, чтобы посидеть на хозяйской кухне с кружкой в руке. Катинка затянулась сигаретой и отбросила спичку небрежным жестом, вызывающим восхищение на Флит-стрит. Мистер Чаки, однако, укоризненно зацокал языком и тщательно придавил спичку начищенной до блеска туфлей.
— Вы сожжете всю гору. Сразу видно, что вы городская девушка, даром что родом из Уэльса!
— Спичка погасла, — раздраженно отозвалась Тинка, — а если и нет, то скоро все равно опять пойдет дождь. И я попросила бы вас не говорить с акцентом мальчишки-посыльного из Суонси. С другими вы разговариваете на нормальном английском языке. Зачем удостаивать меня особой привилегией?
— Потому что это выводит вас из себя, — смеясь, признался он. — Вы бы хотели видеть меня чопорным англо-валлийцем с фальшивым оксфордским произношением.
— Я хотела бы вообще вас не видеть, — сердито сказала Катинка. — И теперь, когда эта ужасная история подошла к концу, надеюсь, что мне это удастся.
— Ну, если говорить об этом, — дружелюбно заметил Чаки, — то вы свободны уехать хоть завтра, если пожелаете.
— Свободна уехать?
— Естественно, мне жаль терять вас, мисс Джоунс, но что вас удерживает? Во всяком случае, не полиция.
«Завтра я смогу вернуться в Лондон к обычной повседневной жизни, без этих ужасов и горестей, — подумала Тинка. — Но больше я никогда не увижу Карлайона!»
— Думаю, вы будете рады уехать отсюда, — настаивал Чаки, глядя на нее с раздражающей улыбкой.
Рада уехать?..
— Еще бы, — решительно отозвалась Катинка. — Подальше от всех этих тайн, путаницы и несчастий — от места, где нет ничего, кроме дождя, тумана и мрачных гор.
— Тайны и несчастья создают люди, — мягко произнес Чаки. — Что касается гор... — Он обнял ее за плечи чисто по-дружески, без всякого намека на флирт. — Вы ведь валлийская девушка и должны лучше понимать горы. Сейчас вы чувствуете себя скверно, потому что находитесь у подножия Брин-Кледд и ползете вниз к реке, как муравей. Но встаньте на вершину, посмотрите вниз и вы почувствуете себя богиней, а все вокруг вновь покажется вам свежим, чистым и понятным. Там вы сможете решить все проблемы, которые беспокоят вашу глупую голову и надрывают вам сердце. Возможно, вам удастся упросить мистера Карлайона подняться туда с вами.
— Чтобы меня столкнули в пропасть? — горько усмехнувшись, отозвалась Тинка.
Мисс Эванс была расстроена, узнав, что ее гостья намеревается так скоро отбыть в Лондон, и смущена тем, что давно намеченный ужин с миссис Ллойд из похоронного бюро вынудит ее оставить мисс Джоунс одну в последний вечер ее пребывания здесь. В течение получаса она разрывалась между мисс Джоунс, своей гостьей, и миссис Ллойд, своей клиенткой. Хотя мисс Эванс около тридцати лет прожила по соседству с миссис Ллойд, она, по-видимому, знала ее не настолько близко, чтобы пренебрегать этикетом. Катинка успокоила мисс Эванс, обещав дождаться ее возвращения и провести хотя бы конец вечера в прощальной болтовне. Проводив разносчицу молока, облаченную в черное воскресное платье, она рассчитывала отдохнуть часок в одиночестве, ни о чем не думая.