— Что он говорит?
— Не важно, — сказал Карлайон. — Какое это имеет значение? Просто скажите ей, что я сегодня утром отправил картину с Деем, а за остальным она может обратиться к моим адвокатам. — Он отвернулся и посмотрел в окно. — Теперь, когда она умерла, пускай забирают свое барахло — какая мне разница? Скажите ей, что я распорядился отдать ей все вещи, имеет она на них право или нет. — Катинка послушно писала, свободно интерпретируя его слова. — А потом велите ей убираться и сделать так, чтобы я больше никогда не видел ее мерзкую физиономию.
Выполнив свою миссию, женщина перестала ею интересоваться. Красивые вещи сами по себе ничего для нее не значили, их ценность была каплей в море ее богатства — она хотела только забрать их у Карлайона, но когда он не проявил алчности, ее триумф обратился в прах. Взгляд женщины упал на фигурку из дрезденского фарфора.
— Скажите, что я организую ее отправку, — огрызнулся Карлайон. — Пусть даст мне время! Это слишком ценная вещь, чтобы позволить ей трястись в автобусе... — Но его гнев уже истощился — внезапно он подошел к каминной полке, снял с нее фигурку и сунул ее в руки женщины. Она отложила ее в сторону и медленно вышла из комнаты. Вскоре они услышали стук ее палок по линолеуму холла и гравиевой дорожке. Мисс Эванс бросила еще один испуганный взгляд в гостиную и поспешила следом за женщиной, оставив Катинку наедине с Карлайоном.
Он стоял спиной к ней, держа руки в карманах и глядя в окно на Бринтариан по другую сторону долины.
— Спасибо за своевременное вмешательство, мисс Джоунс. А теперь, если не возражаете, я хотел бы остаться один.
«Если я послушаюсь и уйду, то больше никогда его не увижу, — подумала Тинка. — Я вернусь в Лондон, а он покинет «Пендерин»...» Она задержалась в дверях, отчаянно подыскивая слова. Ее щеки покраснели от напряжения, а губы дрожали. Но Карлайон даже не обернулся.
— Всего хорошего, мисс Джоунс.
Больше говорить было не о чем. Мистер Чаки сообщит ему о заявлении миссис Лав насчет письма на столе в холле, и Карлайон наконец поверит, что Катинка не выдумала историю с Амистой. Но какая ей от этого польза, если она никогда не увидит его снова? Тинка решила сделать еще одну попытку.
— Мистер Карлайон, моту я поговорить с вами?
— Я же просил вас не возвращаться.
— Знаю, но...
— В таком случае, будьте любезны...
Она, шатаясь, вышла в холл, но Карлайон неожиданно отвернулся от окна.
— Прежде чем вы уйдете, миссис Джоунс, не желаете вернуть вещь, которая принадлежит мне?
Кольцо! Тинка была готова убить себя за то, что забыла отдать его ему. Она вернулась в комнату и порылась в сумочке.
— Фактически ради него я и пришла, но позабыла о нем из-за этой женщины. — Она протянула ему кольцо. — Клянусь, я не знала, что оно у меня. Ваша жена, должно быть, украдкой сунула его мне в сумку в тот день в холле...
Карлайон молча взял кольцо и положил в карман. Поскольку все выглядело безнадежным и терять ей было нечего, Тинка решила выяснить хоть одну тайну.
— Вам известно, что я узнала кольцо? — спросила она, глядя ему в глаза.
— Конечно, — равнодушно ответил он. — Но вы ведь и до того знали, кто она такая, верно?
— Вы думаете, я преследовала вашу жену, зная, что она Ангел Сун?
Карлайон пожал плечами.
— А почему же еще?
— Но я клянусь вам, что не знала этого! Кольцо действительно показалось мне знакомым, но я не могла вспомнить, где его видела. Только когда я увидела зазубрину внутри... Теперь она стерлась и стала безопасной, но Ангел Сун показала мне кольцо в тот день в своей уборной и упомянула, что зазубрина поранила ей палец...
— Конечно, она узнала вас и хотела сообщить вам, кто она. Именно вам — из всех людей в мире!
— Почему «именно мне»? Только потому, что я журналистка?
— Только потому. — Карлайон вновь повернулся к окну. — Хотя какое это имеет значение? Она мертва и больше не страдает, а я, по-моему, утратил способность страдать. Так что, мисс Джоунс, можете сообщить всему миру, что моей женой была Ангел Сун.
— Тогда кто была другая — та, что на фотографии?
Он не казался встревоженным.
— Ах да, вот мы и добрались до фотографии.
— Я взяла ее той ночью на чердаке — мне хотелось оставить ее у себя из-за радуги... — глаза Катинки наполнились слезами, — но вам этого не понять. Дело в том, что женщина на вашей свадебной фотографии не Ангел Сун.
Лишенная зимнего пейзажа и с фарфоровой фигуркой, перекочевавшей на стол с каминной полки, комната стала выглядеть примитивной и уродливой. Единственным красивым предметом оставался сиамский кот, который напрягал темные уши, прислушиваясь к шипению сырого бревна в очаге. Это шипение долго было единственным звуком.