Парадная дверь медленно открылась внутрь. На пороге стоял маленький кривоногий валлиец с серыми глазами, глубоко сидящими на смуглой квадратной физиономии.
— Я пришла повидать миссис Карлайон, — сказала Тинка, ловко становясь впереди мистера Чаки.
Маленький человечек жестом пригласил гостью войти, очевидно подразумевая и ее компаньона. Они шагнули в холл, и Тинка встряхнулась, стоя на циновке, точно мокрая собака, пытаясь избавиться от капель дождя на макинтоше.
— Я просто... э-э... решила заглянуть, надеясь застать ее, — добавила она. — Меня зовут мисс Катинка Джоунс.
Казалось весьма нелепым трястись шесть миль в автобусе и переправляться на лодке через полноводную реку только для того, чтобы «просто заглянуть». Хорошо еще, что она не назвалась «мисс Добрый-Совет»!
— Подождите. — Маленький человечек открыл дверь, просунул голову внутрь и пробормотал, что пришла мисс Джоунс. Сверху послышался шорох, и бело-розовое женское лицо проплыло в тени лестничной площадки. Очевидно, визитеры были настоящим событием в «Пендерине».
Коричневый лакированный линолеум был покрыт персидским ковром, на котором переливались всеми цветами радуги отблески цветных стекол окошка над входной дверью. На безобразной вешалке из мореного дуба висели старая фетровая шляпа и шаль, такая же яркая, как персидский ковер, переброшенная с одного крючка на другой. Под ними, на присоединенном к вешалке столике, лежала пачка писем — верхний конверт был запечатан знакомым красным сургучом с золотыми крапинками, а поперек овальной печати красовалось имя «Амиста». После свадьбы Амиста ни разу не писала в журнал, и теперь мисс Добрый-Совет, очевидно, предстояло отвечать на интимные вопросы о трудностях замужней жизни.
За открытой дверью в конце холла виднелась выложенная кафельными плитками кухня с открытым черным ходом в задней стене. Оттуда вышла мисс Эванс с двумя пустыми бидонами. В этот момент кривоногий мужчина вернулся в холл.
— Входите, — сказал он, кивнув в сторону комнаты, куда только что заглядывал.
Мистер Чаки посмотрел на Тинку, словно спрашивая, относится ли приглашение и к нему, но ее сейчас не интересовал мистер Чаки. Она шагнула в комнату, чувствуя, что он последовал за ней и остановился в дверях.
В комнате находился Карлайон. Он и Тинка молча смотрели друг на друга. После длительного подъема на холм ее лицо раскраснелось, а глаза блестели, как звезды. Нос был усыпан веснушками, на которые не действовали легко приобретаемые лосьоны мисс Давайте-Будем-Красивыми и которые придавали маленькому круглому личику причудливое сочетание юности и беззащитности. Карлайон поднялся с заметным усилием и вежливо осведомился:
— Мисс Джоунс?
— Э-э... да, — судорожно глотнув, выпалила обычно холодная и невозмутимая мисс Джоунс.
Карлайон слегка помедлил.
— А... джентльмен?
Черт бы побрал этого Чаки, подумала Тинка. Она начала объяснять, что они встретились случайно и ей нужно...
— Да? — все так же вежливо, но слегка недоуменно спросил Карлайон.
«Не будь дурой?» — свирепо сказала себе мисс Джоунс, пытаясь унять сердцебиение. Она пролепетала, что пришла повидать Амисту — наверное, ей следовало сказать «миссис Карлайон».
Карлайон был не слишком высоким — хотя выше среднего роста — и очень худым. Его волосы на фоне смуглого лица казались почти серебряными. Светло-голубые глаза, смотревшие прямо на собеседника, излучали очарование, с которым мисс Добрый-Совет редко сталкивалась в течение своей бурной карьеры. Одежда напоминала ту, которую носили персонажи историй, публиковавшихся в «А ну-ка, девушки» из номера в номер: серые фланелевые брюки, слегка топорщившиеся на коленях; свободный твидовый пиджак — явно от хорошего портного, но изготовленный очень давно; хорошо сохранившиеся кожаные туфли. На изгибе локтя он держал сиамского кота светло-коричневого окраса с раскосыми сапфировыми глазами, а свободной рукой откидывал со лба непокорную прядь серебристых волос. Этот жест словно лишал его зрелости, превращая, как писала Амиста, в «несчастного маленького мальчика», неухоженного и уязвимого. Катинке казалось, будто она всю жизнь знала и любила это непроизвольное движение. «Черт возьми! — сердито подумала она. — Что за мысли лезут мне в голову в моем возрасте! Совсем в духе Этель М. Делл{17}!..»
— Но я не знаю никакой Амисты, — тем же вежливым и озадаченным тоном заговорил Карлайон. — И никакой миссис Карлайон не существует в природе.