Выбрать главу

Направление побега он не угадал. Из-за первого же поворота на него оскалились две рычащие пасти псов-медалистов, тянувших на поводках своих хозяев. Бросив им в зубы визг остолбеневшей души, тело Барри отскочило вбок, как мячик от стены. Выстреливая бомбы оглушительного лая, псы бросились следом.

Погоня вышла недолгой. Удирая, черный кошачий клубок нырнул под колеса катившегося по дороге авто. Захрустели тормоза, увлекая машину к обочине, и свежеумытая «хонда-цивик» разморено въехала в придорожные кусты, пробив брюхом капкан торчащей арматуры.

Внутри, за лобовым стеклом, оцепенение сменили матерные всхлипы и возгласы. Щелкнула пассажирская дверца, и на асфальт спрыгнули потные и толстые мужские туфли, окантованные джинсой. Дверца со стороны водителя щелкать отказывалась и заведенно причитала. Мужские туфли заорали не в пример громче:

— И гребаная же ты дура-а! Тупая, безмозглая, упертая дурища — в жопу твою мать!

— Не ори на меня, урод!

— Мы десять минут назад выехали с автосервиса! Я оставил там кучу бабла — чтобы что?!.. Чтобы тебе почудился столб на дороге?!

— Это бы не столб, это бы кот, идиот! Я его задавила!

— Ты же весь передок расхерачила — иди, глянь!

— Я не буду на это смотреть! Там все в крови и кишках, придурок…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Реви громче, сука! Потому что дальше ты по жизни идешь пешком… Идешь и платишь, блядь!

 

 Первую неделю без Барри они почти не разговаривали. Был лишь один момент — момент растерянного изумления Ирины от невозможной новости. Словам Сереги о том, что кот пропал, но это с ним бывает, и он скоро вернется, она не поверила с первой секунды. Догадавшись, что врет он ей неумело, Серега призвал на помощь алкоголь — этот вариант был беспроигрышным.

Но через неделю Серега почувствовал, несмотря на пьяное веселое беспамятство, что в квартире он один. А девушка на балконе, девушка в ванной, на кухне и в постели — это временно проживающая незнакомка с вредным характером.

— Иди ко мне.

— Обойдешься. — Замерев с зеркалом, она вглядывалась в свои глаза, пытаясь представить: что, если эта снисходительно-настороженная грусть — это уже навсегда?

— Мне же надо как-то прийти в себя, — с противной ленью миролюбиво ворчал Серега. — Без тебя — никак.

— Так тебе и надо. Продал Барри за литр водки. Продолжай в том же духе…

Он рассерженно засопел, забубнил какие-то оправдания. Признался, что животных он вообще-то любит — иногда даже больше, чем людей. Ирина слышала рефреном его нытье, с безразличным видом стала смотреть на небо между грязно-белыми, уныло перенаселенными домами. Загудел аэропорт — там был воздух солнечных путешествий, и пассажиры в приличной одежде успокаивались от улыбок стюардесс.

— Ты куда? — Серега открыл глаза, увидел, как ее голые ноги мелькнули по ковру.

— В театр!

 Он липко перевернулся на спину, откинул подушку, задрал голову, пытаясь рассмотреть, что она берет в прихожей.

— Купи пельменей! И горчички… И масло еще на исходе! Денег дать?

— Успокойся. — С заколкой во рту Ирина рылась в сумочке, проверяла свой рабочий кейс.

Вздыхая, Серега сел в постели, сонно почесываясь, смотрел на свои корявые ступни, пошевелил пальцами.

— У меня две стрижки сегодня. Не знаю, во сколько приду… так что сделай усилие, и запакуй холодильник сам.

Был гнетуще пасмурный день, у всех заворачивалось давление. Кажется, он подметал в магазине и спорил с Людой о том, чья очередь мыть витрину снаружи. В кладовке рассыпали коробки с гвоздями, какая-то больно умная тетка забраковала их льняные перчатки с резиновыми пупырышками…

Вот тогда-то Ира и позвонила ему, и голос у нее был неузнаваемый.

— Скажи, куда ты его отвез?!

— Что с тобой?

— Куда и кому ты его отвез?! — кричала она в трубку и явно всхлипывала.

— Да я не знаю, ну… Это Гришик. Родственники у него в Вишневом, или что… Ира? Ты чего?

— Мне плохо. Плохо, понимаешь?!

… Чья-то рука требовательно поскребла его по макушке. Серега оторвал лицо от затекших, сложенных на столе рук, сглотнул слюну. В висках покалывало, зрение боролось с ярко включенным светом в кладовке. Над ним столбом стояла Люда, пощелкивая плоскогубцами.