Артур дружески коснулся ее плеча. Приобнял, сосредоточенно глядя вниз, на ее угадывающиеся в темноте изящные сапожки.
— Как тебе с ним было? Опиши одним точным словом.
Она не хотела отвечать, но ответила.
— С ним тепло. Только не знаешь, что будет завтра… Нет, не так. Знаешь, что завтра ничего не будет — будет то же самое… — Ирина вздохнула, поправила сумку на плече. — Мне было спокойно, уютно… могла дома работать. И работала. После той нервотрепки, когда жила на Сырце — это… Не знаю, как сказать… Счастье, что ли? Знаешь, как классно пишется на балконе, на свежем воздухе — с кофе, на кушетке. И Барри…
Артур не расслышал про Барри — ветер помешал. Ухватился за другое.
— Строчила заказы? Ты не пробовала писать что-то свое?
— Свое? О чем?
— Свое, — настаивал он. — О себе.
— Свое о себе, — усмехнулась Ирина. — Все свое я тебе только что рассказала — оно уместилось в пяти предложениях.
— Ай, — отмахнулся Артур, стремясь подбодрить ее. — Не скромничай. Ты могла бы…
— Могла бы — да не могу. Чтобы писать, надо бывать где-то, что-то видеть… Мы с ним расстались, а я не могу никого видеть… ничего делать. Съемная комната, Машка, дорога туда и обратно… Клиенты на работе. Говорящие головы — так я их называю. Бесит все… Думала, что разгрузилась, что все будет иначе, налегке. А не стало иначе… Может, это все из-за зимы?
— Не накручивай себя, — уверенно угадал Артур. — Ты что, любила его?
— Наверное, нет. Не знаю…
Слова эти вылетели из ее рта легко, вместе с паром, с той же взятой интонацией — влияние пешей прогулки на воздухе в позднюю тихую пору…
Они остановились без слов. Дорога внезапно закончилась и улица будто наполовину исчезла — впереди были уродливые окопы дорожного ремонта, который в очередной раз спровоцировали лопнувшие трубы. Взорванные куски асфальта, горы щебня, песка и своевременно ссыпанного мусора — все это несколько раз в декабре замерзало и оттаивало, превратившись в бытовое бедствие, которое люди просто обходили стороной.
— Охренеть, — подытожила Ирина.
— Да мы уже пришли, — Артур указал неопределенно на окна ближайшего дома. Стало понятно, почему он предложил пройтись, его машина сюда бы не добралась.
— И что там? — усмехнулась Ирина.
— Нормальная двушка. Пойдем, согреешься…
— Твоя?
Артур изобразил знакомое увиливающее движение шеи и плеч, которое комично не сочеталось с его габаритами.
— Друг подогнал. Повезло…
— До того, как я позвонила? — Она засунула озябшие руки в карманы.
— Ирусь, какая разница, — ворковал свысока Артур. — Пошли — оттянемся. Ты извелась, закрутилась, я соскучился — снимем напряжение, покувыркаемся. Как раньше, помнишь? Мне гимнастика не повредит — вишь, как закабанел… Для разрядки, для здоровья…
Ирина вслушивалась в эти слова. Они несли намного упрощенную форму, чем тогда, в «Изабелле». Больше не было игры по правилам, приличий и соблюдения личного пространства. Из топового остроумия осталась только «гимнастика». Уговоры стали проще и торопливее, с кивками вместо лишних слов, взгляд подковыристый. Сама позвонила, оставалось лишь подсуетиться с хатой — шальная удача.
И ей стало тошно. Оттого, что стала пунктом в его графике, оттого, что в квартире Артуру непременно позвонят, причем дважды — во время раздеваний-приготовлений, и во время близости. И он будет говорить, и увещевать в телефон изменившимся ласкательным тоном, совсем как «говорящая голова».
— Знаешь, Арти… Зря все это, я не хочу.
— Иру-усь?!
Прерывая его, Ирина упреждающе вскинула руку ладонью кверху.
— Послушай-ка… ты ведешь меня трахаться в этот угол, а дома у тебя трехлетний сын и годовалая дочка. Тебе нигде не екает?
Артур по-барменски театрально разводит руками, она не дает ему вставить слово.
— Я допускаю, что тебе надоела супруга — это бывает, все мы эгоисты. Но дети… это же самый важный период в жизни. Может, я — дура, и не в тренде новых семейных фишек, но это же надо выстроить целую параллельную жизнь вранья!
Артур вздохнул, взглянул на нее иначе, с тенью того первого впечатления, когда они встретились. Заговорил как-то болезненно:
— Ирка, ты супер… Только не надо меня лечить и учить. У меня сейчас такой дурдом… — Он принялся смешно загибать пальцы на руке. — Квартира тупо набита бабами! Жена, ее сестра, ее подруги, ее мама, моя мама с незамужней сумасшедшей тетей. И все хором колотятся возле дочки, каждая готова чуть ли не свою сиську сунуть в колыбельку. Мне побриться тупо негде! Малой — и тот офигевает от этого тарарама, я его скоро с собой на работу забирать буду.