Всю дорогу домой Павловна была демонстративно глуха к интересу пассажиров маршрутки, косившихся на немое животное. Барри тоскливо выглядывал из-под жилетки глазом и ухом на бессовестный мир, не прося пощады — он и так знал, что выкрутится.
Сойдя на остановке, Павловна торопливо свернула в сторону от парковой зоны, но Барри, непокорно искривив шею, удивленно засмотрелся на голые заснеженные аллеи. Через минуту он успел заметить, как белый горизонт на дальнем конце улицы надменно пересек пузатый авиалайнер.
Свернув во двор возле панельной пятиэтажки, Павловна встретила соседку с малышом на санках и не удержалась от продолжительной беседы. За это время Барри устал вертеться под ее грудью, но вдруг очарованно замер — в окне на втором этаже на него смотрела серая красотка. Неподвижная и крохотная, она была прекраснее самой бесценной статуэтки в мире. Неподвижная, но живая.
Он мяукнул, обращаясь к огромной немилосердной груди, и тут же прозрел еще раз — в доме справа ветка дуба, припорошенная снежным узором, вела к незастекленному, хилому балкону. А за этим балконом и домом по-звериному гудели поезда. Барри помнил, как убегал по этой ветке тысячи раз и возвращался — к ласковым рукам, душистой шее, доброму голосу.
Теперь он даже не мяукнул, а закричал. И грубые от несчастливой жизни руки Павловны сами разжались. Барри неловко, почти боком шлепнулся в сугроб, выгреб из него, подняв снежную пыль, и цирковыми акробатическими прыжками понесся к дереву. По необъятному скалоподобному стволу он взбежал вверх еще быстрее, чем по земле. Вожделенная спираль ветки… и коронный прыжок на балкон.
В квартире было открыто и распахнуто все, что можно, кроме двери в ванную — там Гришик утопил в унитазе телефон и временно превратился в мученика-сантехника, который ни с кем не хотел делиться своим позором. На кухонном столе, в зимней утепленной куртке и сапогах сидел Серега и монотонно разговаривал с матерью по телефону. Его взгляд был скучно прикован к последнему поломанному стулу на полу. За спиной скрипела оконная занавеска.
— Мам, вот скажи — ему уже сорок лет, а он у тебя до сих пор Славичек. Это как?... Не-е, меня это не задевает! Я все секу. Он всю жизнь у тебя трется перед глазами — вот он и Славичек, правильно?.. Помогает он тебе, не помогает — это дело десятое. Главное, он дома, в своей спаленке, под контролем…
— Сережа, он жену в дом привел. В отличие от тебя, — печально аргументировала мама. — Он не пьет. В отличие от тебя.
— И он — мудак, — подытожил Серега, решив не произносить окончание формулы. — Мам… мам, я тебе тыщу раз говорил — Ирка в отъезде. Она скоро приедет!
— Она не в отъезде, Сереж… Я видела твою квартиру. Ни одна нормальная девушка…. тем более, невеста… не допустит такого свинарника, который ты устроил в своем доме.
— Да?
— Да, Сережа. И ты матери своей… не дал прибраться. Ты меня почти выгнал… вытолкал, пьяный.
— Я не был пьяный, у меня нога болела! И я тебя не выгонял, меня просто пригласили в гости и…
— Признайся матери — тебя уже выгнали с работы?
— Не с моим счастьем, — нарочно вздохнул Серега, грустно мигая глазами над погибшим стулом.
— Боже, что ты такое мелешь?! Ты совсем хочешь скатиться?!
— Ой, все мам! Давай заканчивать все это… хватит, а? Прекращаем! Мне уже… надо идти. Ты не парься, не бери в голову. Приготовь лучше Славичеку что-то вкусненькое. Повкуснее, чем любимая невестка.
Сергей опустил телефон вниз, слышал, как мать продолжает его отчитывать. Посмотрел на газовую плиту — там жила единственная столетняя всегда подгорающая сковородка. На двух островках ее поверхности при должной смекалке еще можно было приготовить яичницу. Гришик, отправляясь отлить, поставил на сковородку открытую бутылку пива и в ванной его настигло наказание за разгильдяйство в виде утопленного телефона.
Выключив связь с домом, Сергей заорал на Гришика — скоро ли он там, не уснул ли? Его тянуло идти, куда глаза глядят, прочь из этой зловещей квартиры — на неделю, на месяц, навсегда. Уехать бы… Но куда уедешь зимой?
Гришик осторожно просунул голову в дверь ванной. Сергей остолбенел, сидя на столе — впервые в жизни он видел соседа причесанным. Гришик оставил попытки спасти аппарат мобильной связи и от нечего делать, последние десять минут, оказывается, гляделся в зеркало.