По зелью поплыли первые пузырьки – хорошо. Скоро закипит, и его можно будет аккуратно добавить к той Драконьей чешуйке, что у Джеймса в банке.
– Хочешь взять Патрика в дело? – спросила я. – Мне казалось, что он увлечен своей работой, а не зельеварением.
– Не Патрика, а тебя, – Джеймс задумчиво посмотрел на пострадавшую руку и сказал: – Я понимаю, что это может быть слишком быстро. Но зельеварение как наука не любит промедления. Передержал зелье на огне – и оно испортилось. Долго собирал ингредиенты – и они взорвались. В общем…
Он перевел взгляд на меня и произнес:
– Я бы хотел, чтобы дальше мы с тобой шли вместе. Рука об руку, до самого конца.
Господи, он и правда это сказал. “Рука об руку, до самого конца” – традиционная фраза, она произносится, когда мужчина делает предложение женщине.
Несколько мгновений я растерянно смотрела на Джеймса, не в силах поверить в услышанное. Потом зелье забулькало, из него донесся легкий свист, и я машинально погасила огонь под котлом.
Мне хотелось плакать – и смеяться, и петь, и прыгать. Сделаться совой и полететь над холмами.
– Да, – кивнула я. – Да, рука об руку, до самого конца. Я согласна.
Что тут еще можно сказать?
Глава 10
Потом пришел Ширан, еще угрюмее, чем утром. За ним шагал Эдвин в дорожном костюме с походной сумкой через плечо.
Кажется, с зельем покорности мы опоздали. Пора в дорогу.
– Драконья чешуйка? – Ширан бросил взгляд на котел. – Отлично, пригодится. Мы отправляемся немедленно, на плантациях еще одно землетрясение. Там, похоже, не один Червозмей, а два.
Мы с Джеймсом переглянулись. Семья? Конечно, иначе как в одиночку отложить яйца. И что-то их очень разозлило, раз они так разбушевались.
Наверно поняли, какие планы хозяин тех земель вынашивает по поводу их семейства.
– Может, кто-то потревожил их кладку? – предположила я. – Попытался украсть яйца или как-то ранил Червозмеев?
Ширан одарил меня таким взглядом, словно я поймала его на горячем.
– Пойдем через червоточину, – произнес он, не отвечая на мой вопрос, и протянул руку. – Становимся в круг, беремся за руки. Сразу предупреждаю, будет тошнить. Потерпим.
Джеймс протянул мне здоровую руку – я сжала ее, сражаясь с подступающим страхом. Если бы не Джеймс, я бы точно расплакалась. Мне никогда не приходилось путешествовать через драконьи червоточины. О них говорили всякое – например, что можно вылететь из них по частям и в разных концах света. Что путешествовать в них способны только драконы – а люди обязательно лишатся рассудка.
Ладно. Незачем трястись от ужаса раньше времени. В конце концов, мы нужны Ширану живыми и здоровыми, иначе он не потащил бы нас в червоточину.
Ширан сжал мою вторую руку, прикрыл глаза, и по его коже побежали искры, словно дракон готов был обратиться. Губы дрогнули, и я услышала негромкие слова – Ширан заговорил на древнем драконьем языке.
Лаборатория потекла в сторону и растаяла. Мы вчетвером зависли в тумане, наполненном неясными зыбкими силуэтами – только бы не разжать руку! Полетишь сквозь эти тусклые сумерки и будешь падать до скончания времен, потеряв разум в непроглядной пустоте.
Сама не знаю, откуда взялась эта мысль, но она была четкой и безжалостной.
Пришла тошнота и слабость. Чем дольше мы висели в тумане, тем хуже мне становилось. Вскоре я почти перестала различать своих спутников – в ушах поднялся звон, голова поплыла, и призрачный голос шепнул откуда-то сверху:
– Разожми руки. Останься тут с нами.
– Останься! Останься! – подхватил невидимый хор. Голоса втекали под кожу, словно яд, и пальцы становились слабыми и безвольными.
Нет. Я должна сражаться. Я…
…не сразу поняла, что уже не качаюсь в непроглядных сумерках под голодный хор призраков, а стою на земле. Воздух был густым и влажным, он пах тропическими цветами, недавним дождем и чем-то живым и очень резким. Над головой пролетела птица, издала нервный громкий крик, и я прочла в нем удивление и испуг – она почуяла синскую болотную, которую не встречала прежде.
Мы стояли на дорожке, которая поднималась вверх по склону холма. Вдалеке синели туманные горы, холм был покрыт ровными складками зелени, словно морщинистой кожей, и я подумала: да это же чайные ряды! А на соседнем холме другой сорт: там чай рос так, будто зеленая лохматая земля растрескалась и легла кусками. Мир здесь был ярким, совсем не таким, к какому я привыкла – он вышел из-под кисти талантливого художника, который выбирал самые насыщенные краски.
Им хотелось любоваться, а не владеть.