Кот был серого, дымчатого цвета, и потому для него безуспешно клеили кличку Дымок или Дымка. Кот не отзывался, погладить себя не давал, в чужие квартиры не заходил. Но внешность у него была ухоженная, и потому он считался домашним питомцем.
Кроме кошек во дворе имелись собаки. Эти все были домашними, бродячих псов, вроде бы не замечалось. Кошачье население благоразумно обходило собак стороной, а те не совались к кошкам, не пытаясь даже гонять их. Понимали, что пять кошек, ведомых Чубайсом, задерут любого пса.
Надо признать, что во дворе имелась пара дружелюбных собак из числа самых крупных, которые водили знакомство с некоторыми котами, виляли хвостами и обнюхивались при встрече. Кот такого панибратства не позволял, да никто и не пытался с ним фамильярничать.
Можно подумать, что в округе царила кошачье-собачья идиллия. Увы, это было не так. По вечерам на променад выходила дама с огромным снежно-белым догом. К этому времени все собачники стремились убраться куда подальше. Завидев вольно бегающую собачонку, дама спускала своё чудовище и поводка и командовала:
— Фас!
За одну неделю дог загрыз королевского пуделя и эрдельку. Когда хозяева пытались вызволить своих питомцев, дамочка снисходительно поясняла:
— Пусть собачки подерутся. Им полезно.
Требовать справедливости от дамы и её двуногого самца было бесполезно, никакой суд жалобы на местного олигарха не принимал.
— Ваш пёс был без намордника? — заявили безутешной владелицы эрдельтерьера. — Так чего вы хотите?
В тот день во дворе появились новые действующие лица. Мальчишка лет десяти торжественно вывел на прогулку полугодовалую сенбернарушку. К шести месяцам сенбернарыш вымахивает размером с изрядного телёнка, но при этом остаётся совершеннейшим щенком: неуклюжим очарованием на толстых лапах. Казалось бы, никто не может обидеть такое чудо, но из каждого правила находятся исключения. Послышалась команда «Фас!», и белоснежная смерть ринулась в атаку.
Щенок ничего не понял. Он думал, что к нему бегут играть. Лишь когда удар сбил его с ног, и вражьи зубы сомкнулись на мохнатой лапе, разом перекусив кость, раздался отчаянный визг.
Мальчишка кинулся, но не к даме, у которой уже была заготовлена коронная фраза, что, мол, пусть собачки подерутся. Мальчик бросился на дога, пытаясь ухватить его за челюсть и разжать зубы.
Трудно сказать, чем бы закончилось дело. Собаки, хоть раз зажравшие до смерти своего противника, ненадёжны и могут напасть даже на собственного хозяина. Но в этот момент из-за колючего кустика барбариса метнулась серая молния, и Кот, только что мирно гулявший по двору, повис на собачьем ухе, вцепившись в него зубами. Четыре когтистых лапы провели кровавые борозды по белой морде.
Звук, который издал терзаемый пёс, нельзя было назвать визгом, но и на гневное рычание он не походил. Дог отпустил изувеченного щенка, мотнул башкой, сбрасывая царапучего противника.
Говорят, обученный пёс может перехватить в воздухе бросившуюся кошку. Во всяком случае, к Коту это утверждение не относилось. Кот, избегнув собачьих клыков, пал всеми лапами на ухоженную морду дамы. Вот, где был вопль, достойный книги Гиннеса! Не задержавшись на мякотных дамских ланитах, Кот вновь метнулся на главного противника. Собачьи зубы лязгнули впустую, а Кот присобачился удачно, вырвав догу правый глаз.
Дама, подвывая, бежала к парадной. За ней, с таким же воем, трусил опозорившийся дог. Кот, с видом невского сфинкса, возлежал на захваченном поле боя. Гнать бегущих он полагал ниже своего достоинства. Мальчишка, беззвучно глотая слёзы, пытался поднять на руки тридцати килограммовую сенбернарушку. Щенку было очень больно, но он тоже плакал молча.
Выручили бабушки, наблюдавшие гладиаторское сражение со своих трибун, то есть, скамеечек. Щенка и его владельца доставили домой и, как говорят, вызвали ветеринаров.
Жаль, что ничего из происходившего я не видел. Я был на работе, и новости настигли меня, благодаря всё тем же старушкам. В апартаменты олигарха была вызвана скорая и, как говорят, тоже ветеринарная служба. Там, впрочем, ветеринары задержались ненадолго, искалеченного пса, экстерьер которого был погублен бесповоротно, не мудрствуя лукаво, усыпили.
Кота я увидел на его привычном месте, куда он как всегда проник неведомым путём. Я включил микроволновку; почему-то мне казалось, что Коту это будет приятно. Гладить его или угощать вкусностями я не пытался. Я присел на скамеечку напротив микроволновки и сказал:
— Ты молодец. Я тобой горжусь.
Со смоляной кошачьей шерсти сыпались искры, ничто больше не выдавало его чувств. Казалось, Кот говорит: