Я шагнул к окну. Двор был пуст. А ведь наступило позднее субботнее утро, самое кошачье и старушечье время. Лишь возле развалин фонтана, оставшегося с императорских времён, стояла машина с надписью: «Ветеринарная служба», и рядом топтались два мужика с винтовками в руках. Я человек не военный, в огнестрелах не разбираюсь, так что, скорей всего это были не винтовки, а что-то мелкокалиберное. Не хватало ещё посреди города из базуки палить.
— Кот, беги! — прошептал я.
— Что за дела? — раздался со двора окрик. — А ну, прекратили безобразия и валите отсюда! Сейчас милицию вызову!
Одна из старух не испугалась ощущения убийства, разлитого по двору. Она была самой старой жительницей дома, на Девятое мая выходила с полным иконостасом орденов и боевых медалей. Ей ли бояться каких-то дуралеев с пукалками в руках?
Один из стрелков повернулся к орденоносной старухе и что-то негромко сказал. Сквозь закрытое окно я не мог ничего расслышать, но оружие, направленное в живот женщине, говорило само за себя.
В это же время второй стрелок вскинул ружьё. Щелчок выстрела был слышен даже сквозь закрытое окно. Разумеется, он стрелял не по человеку. Единственная кошка, которая осмелилась в эту пору объявиться во дворе, любимица всего дома, красавца Богатка — редкостная трёхцветная кошечка. Её считали своей жители половины квартир. Она ни от кого не ждала зла и упала сбитая мелкокалиберной пулей, не успев понять, что убило её.
Время в такие мгновения идёт быстрее, чем может воспринять человек. Клуб дыма или серая молния незримым отблеском выметнулся из развалин фонтана и впился в лицо того, кто стрелял. Страшное оружие — когти разъярённого кота. Мужчина не успел закричать, он и почувствовать ничего не успел, как лишился глаза.
Напарник пострадавшего, развернулся, вскидывая ствол. Реакцию он продемонстрировал завидную, но куда было стрелять? — не в лицо же своему приятелю? А в следующий миг Кот навсегда лишил второго противника возможности мигать.
Только после этого тишину прорезал двухголосый крик, а дымная бестия растворилась, словно клуб дыма, исторгнутый кочегаркой.
Двое кошколовов, застревая в остатках дверей, выскочили из квартиры, мигом загрузили в машину своих оциклопленных коллег, автомобиль взревел и, изрыгнув ещё один клуб дыма, покинул негостеприимный двор. Орденоносная бабушка склонилась над убитой Богаткой, взяла её на руки и уковыляла к своей парадной. Окна третьего этажа оставались задёрнутыми наглухо. Кажется, там никого не было.
Двор обезлюдел, обескошатил и затих на некоторое время.
Кота не было три дня, и я уже смирился, что не увижу его больше. Аллигархтора тоже не было, видать, и он с чем-то смирился.
В понедельник вечером я возвращался с работы. Улица была раскопана стараниями вечных ремонтников. Чтобы попасть во двор, нужно было обойти едва ли не весь дом. По дну свежевырытой траншеи пролегало несколько труб канализация или водопровод — бог весть — и тянулся здоровенный, толщиной с ногу кабель. По таким монстрам в конце девятнадцатого века подавалось электричество в избранные дома. Наш дом был среди избранных и, спустя век с четвертью, кабель исправно функционировал.
К началу империалистической войны кабель назвали подводным и прекратили использовать в гражданском строительстве. Теперь его укладывали на дно рек и озёр. Говорят, Кронштадт до сих пор снабжается электроэнергией по бронированному кабелю. Точно не знаю, я на дно Маркизовой лужи не нырял. Сверху древний кабель покрывает стальная лента, под которой проходит свинцовая рубашка сантиметровой толщины, а уже под ней несколько многожильных медных проводов. Такой кабель рассчитан на вечность, минувшее столетие ничуть ему не повредило, и даже сборщики металла не умеют к нему подступиться.
Я шёл вдоль рва, и мне почудился треск, напоминающий звук электросварки. Неужто какой-то охотник за цветным металлом таки добрался до свинцовой рубашки и режет кабель?
Я шагнул к краю, прищурив глаза, чтобы не обжечь их вспышкой.
На дне раскопа я увидел Кота. Он с урчанием грыз стальную оплётку, с аппетитом отрывая куски свинца, и в скором времени должен был добраться до медных жил. С таким примерно остервенением обычный изголодавшийся кот жрал бы длиннейшую сосиску. Только длины в этой сосиске было, не знаю, сколько километров, и фарш из свинца, меди и битума у нормального кота аппетита бы не вызвал.
— Кот… — позвал было я, но в этот момент Кот добрался до сладкого электротока. Треск разряда, облако дыма под цвет котовьей шкуры, а затем яростное сияние Вольтовой дуги. На недолгий срок в раскопе объявился огненный образ Кота. Электрический разряд облегал его от кончика морды до хвоста. Но я знал, что вреда Коту не будет, всё происходит, как и должно быть.