– И какая нелегкая понесла вас туда? – недовольно поинтересовалась я. – Другого места не нашли?
– Да ведь тут все страшно обустроено, свободного местечка не найдешь, – попыталась оправдаться Беата.
Я тяжело вздохнула. Ну что мне еще оставалось?
Беата не выдержала:
– Слушай, не осуждай нас так уж… Я вовсе не собираюсь разбивать две семьи, Павел тоже, но что я сделаю, если меня так кошмарно к нему тянет?
– И взаимно, – пробурчала я.
– А тут в доме… все травмированы звуками, к каждому шороху прислушиваются…
– Особенно к рыкам из сортира.
– А у Алиции слух, как у летучей мыши. Ты уж потерпи, не обращай внимания, смотри в другую сторону. Пусть это будет такой маленький, но на всю жизнь оставшийся романчик…
– Возвращаешься ты со мной! – сурово приказала я.
– С тобой? Ну ладно, хорошо, с тобой.
***
Павел с Алицией вернулись из сада. Алиция умудрилась поцарапаться о какую‑то ветку и все сомневалась, звонить ли в полицию сейчас или подождать до утра, хотя прекрасно понимала – утренний звонок потребует модифицированной версии происшедшего, а я уже очень устала и хотела спать. К тому же, вернее всего – особо много не придумывать, как можно ближе придерживаться правды. С другой стороны, я разделяла ее опасение, что стадо полицейских в темноте потопчет ее драгоценный сад. До наступления рассвета оставалось еще часа два, ложиться спать – ни то ни се.
Да и хотелось сбросить наконец с себя тяжесть, перекинув ее на крепкие плечи ребят из полиции.
– Сама не знаю, – раздумывала я. – Подождать? А вдруг она до утра исчезнет?
– Тебя это очень огорчит? – проворчала Алиция. – Я ее сюда не приглашала.
– И я в такое бинго не верю, – уныло согласился с хозяйкой Павел. – Пытаюсь не вмешиваться, да у меня не очень‑то получается. Мой вам совет: поступайте как знаете.
– Я бы предпочла скорее отделаться от этого. И потом, они ходят с фонариками… И сами стараются не очень затаптывать не столько сад, сколько возможные следы. Ничего не поделаешь. Звони, Алиция!
***
Датские полицейские разрешили проблему максимально наилучшим способом. Приехало их всего два человека. Павел сопроводил их к Памеле, они прошли гуськом, ступая след в след, не топча зелень, разговаривали с ним по‑английски без особого пристрастия, после чего один из официальных лиц остался сторожить труп, а другой исчез с поля зрения. И наступил блаженный покой до самого утра.
***
Хотя полицейские отгоняли нас очень сурово, все же кое‑что нам удалось увидеть и услышать. Особенно большой информацией в ходе следствия располагала Алиция, и как хозяйка, и как знаток датского языка. Завтрак в этот день получился у нас очень поздним и долгим. За ним Алиция и поделилась с нами своими сведениями:
– Тебе, Иоанна, все же иногда приходят в голову здравые мысли, вот так и надо было поступить…
Я была заинтригована:
– Что же на этот раз такое здравое пришло мне в голову?
Так же раздраженно Алиция пояснила: Памелу убили не в моем саду. Ее сюда приволокли из другого места и протащили через проклятую дыру. Я сама видела, рассказывала Алиция, легавые проводили, этот… как его, какой‑то их эксперимент, и еще в состоянии понять, в какую именно сторону торчит сломанная ветка. Подбросили мне это кукушечье яйцо, а стоило бы подбросить его, как ты советовала, кому‑нибудь другому. И в другом месте. Но собака у них – чудо! Просто прелесть!
– Тогда все бы пропало. Собака вывела бы нас на чистую воду. Говоришь, прелесть?
– Слов нет! – восторгалась Алиция. – Знаешь, этот пес…
Павел невежливо перебил хозяйку:
– Алиция, погоди ты с псом. Давай по порядку. Нас будут допрашивать?
– Будут. Через переводчика.
– И что?
– Не знаю. Она убита, значит, преступление, значит, обойдутся с нами по всей строгости закона.
– Как она убита?
Ножом. Пружинным. Знаешь, таким, который нажмешь – делает «пштык» и выскакивает. Кто‑то приложил Памеле к спине нож и сделал «пштык». А собака показала… Вы извините, но собака у них – чудо! Так вот, она показала, что это произошло у границы моего сада, недалеко от дыры, но на улице. Убийца оказался какой‑то хладнокровный, подождал, пока кровь не запеклась, и только потом извлек из тела нож Так что снаружи не напаскудил…
– О, Езус! – простонала Беата. – Хорошо, что у меня нет аппетита.
– Так ведь не напаскудил, чего ж падать в обморок? Перетащил, значит, он ее в мой сад, оставил там, а сам вышел и уехал на своей машине, на стоянке у галантерейного магазина ее оставлял. А Памела пришла сюда пешком.
Мы были потрясены.
– И это все ты узнала благодаря твоему псу?
– Да, и не только это. Я вам потом расскажу. Но вот кто убил – даже мудрый пес не мог сказать.
– А! – догадался Павел. – Так вот почему он так нас обнюхивал! И что, у него получилось: никто из нас не убивал?
– Никто, но зато мы все в полном составе были около покойницы, от этого нам не отпереться. Говорю вам – это не собака, а ума палата! Слушайте, слушайте! Она даже дала понять полицейским, что мы все были рядом с Памелой, но на улице никого из нас не было. А ведь ее притащили уже убитой с улицы.
– О, пся крев! – восхитился Павел.
– Ну, рассказывай же, – теребила я подругу.
Смерть наступила между девятью и одиннадцатью часами вечера. Стемнело, но в это время здесь уже почти никого не бывает на улицах. И если я правильно поняла, все обстояло таким образом. Выйдя из машины, убийца пошел по улице Кайерод по направлению к станции. На полпути остановился и пришел сюда, убил женщину, протолкнул ее сквозь дырку в загородке и вернулся к машине. Они предполагают, что он встретил Памелу, и они шли вместе, так что это наверняка знакомый ей человек.
– Мог быть и чужой, например, спросил у женщины дорогу, притворился, что не понимает, и она пошла с ним рядом, показывая.
– И что, убил ее только ради того, чтобы убить? Не ограбил ее, не изнасиловал. Искусство ради искусства…
– Извращенец! – с надеждой в голосе предположил Павел. – И с нами не имеет ничего общего.
Желая успокоить подругу, я заметила:
– Хорошо, что ее давно у тебя не было. Не станут делать обыска в доме…
– Г… То есть того… разбежалась!.. – опять взвилась Алиция, некстати поминая грузинского архитектора. – Говорю же, что собака ихняя слишком уж умная. Она стала вдруг вести себя как‑то странно и что‑то показывать, а ее проводник расшифровал: собака обнаружила какой‑то давний след Памелы. Следы… как‑то он их назвал, я не поняла, должно быть, полицейский термин… что‑то вроде «слабый след». И судя по собаке, получилось, что Памела была здесь, прошла садом от дыры до ателье и обратно. Но раньше.
– Слушайте, а не она ли это сбежала отсюда прошлой ночью?
– Не ночью, а днем. Днем вчера кто‑то забрался в дом, пытался вытащить кошачий мешок и сбежал. Мы успели увидеть лишь ноги в брюках.
– А что эта потрясающая собака нанюхала в ателье?
– С ателье у бедняги дело пошло не так гладко, ведь я там разбила бутылку с растворителем, запах которого добавился к общему зловонию из морозильника, и вот псу этот растворитель всю обедню испортил.
Мы живо принялись обсуждать полученную информацию. Все соглашались, что это Памела вчера была в ателье, она тут рылась, а не Падальский.
– Я им доложила и о вчерашнем появлении кого‑то неизвестного в ателье, который средь бела дня там рылся, а потом что‑то уронил и сбежал, – рассказывала Алиция. – Не знаю, поверили ли они мне, но расспрашивали, не пропало ли чего в доме. И еще я сказала, что мы думаем – это была Памела.
– Поверить‑то они тебе поверили, ведь они датчане, но могли думать, что ты сама ошибаешься, – предположила я. – В чем, в чем? Да в том, что сама не заметила, сперли ли у тебя что‑нибудь.
Павел сидел притихший, непривычно для него задумчивый.
– Ты что, Павлик?
– Не знаю, какой версии придерживаться: конкуренты они были или одна шайка? Памела вместе с Падлой или Памела – контра Падлы?