– Манекен, ясно же говорю! Портновский. Стоял на самом верху, прижатый книжной стенкой, возможно, очень старый. Зачем‑то понадобился Торкилю. Эта кукла в магазине раньше витрину украшала.
Но не станем же мы сейчас заниматься манекеном, когда тут лежит живой человек! То есть не живой, но человек. Как же – Анатоль – я его опознала, хоть и выглядит он… хуже не бывает. Ну, что делаем?
Понадобилось время, чтобы осознать и переварить весь этот кошмар. Павел с ужасом переводил глаза с туловища манекена, лишившегося конечностей, в порванном пиджаке, на мертвого взломщика, навзничь раскинувшегося на полу мастерской. Он тоже недоумевал:
– Они что же, вместе слетели? В мордуя врезал одному…
Понимая, что должен переживать молодой человек, Алиция терпеливо объяснила:
– Нет, ты разделался только с одним. Второй уже там лежал. Вернее, первый уже лежал, а ты расправлялся со вторым. Нет, нет, ты не с двумя дрался, на твоей совести только один.
Ну, если она такими словами собиралась успокоить парня… Разница и в самом деле большая – убить человека и развалить манекен или только убить человека. Почему Павел не пляшет от радости? И несколько раздраженно Алиция добавила к сказанному:
– В чем дело? Что стоишь столбом? Кажется, нет необходимости вызывать скорую, сразу звоним в полицию. Думаю, нам ничего не следует тут трогать.
Павел откашлялся:
– Может, все же… может, мне лучше до полиции уехать из Дании…
– Зачем?
– Мне не очень улыбается сидеть в датской тюрьме…
– При чем здесь датская тюрьма? – удивилась Алиция. – Ведь ты же человека не убивал, только…
– Только что?!
– Только развалил манекен. Это не уголовное преступление.
Павел расслабился, в глазах блеснула надежда.
– И вы это подтвердите? Что не я?
– Конечно подтвердим, – сдавленным от волнения голосом произнесла Беата за моей спиной. – Я подтвержу.
Тут Алиция уже разозлилась не на шутку.
– А ну, успокойтесь и кончайте истерику! Неужели не соображаете?
Прохиндей уже два часа как помер, я же вижу. Да и сама логика говорит о том, что слетевший раньше должен лежать внизу, а тот, что слетел позже – на нем. Наверху лежал манекен, к тому времени, когда Павел его крошил, Прохиндей уже лежал внизу мертвым. Вот только интересно мне, как этот манекен мог на тебя наброситься? Он у меня так крепко был прижат к стене остатками книжной стенки, что сам бы не выскочил. Должно быть, там уже вся моя конструкция была нарушена, разлеталась в разные стороны, а он, надо же, был выброшен прямо на Павла.
Несмотря на некоторую хаотичность изложения, смысл его был понятен, и мы постепенно успокаивались. Все, кроме Павла. Тот был слишком потрясен выпавшим на его долю потрясением, и не все в словах Алиции казалось ему убедительным. И теперь уже он попросил:
– Алиция, расскажи все еще раз и попонятнее. Ты и в самом деле думаешь, что это не я его убил? Что я сражался с манекеном? Но ведь он же на меня выскочил, как живой, из‑за нагромождения досок. Было темно, и, хотя из окна немного света падало внутрь, я видел человеческую фигуру. Как павиан какой выскочил… И когда я ударил, явно чувствовал, что под кулаком прогнулось человеческое лицо, а не твердое дерево или что другое…
– Ну да, так и было, – вздохнула Алиция. – Он у меня был очень капитально зажат досками стенки, с трудом я его туда втиснула, еле‑еле поместился, а когда Прохиндей летел с лестницы, должно быть, хватался руками за что попало, хотел задержаться и разрушил конструкцию, а ты дверь раскрыл, и манекену было куда вылететь… И на человека он похож. Голова и шея у него эластичные, потому и не отвалились, а все остальные части, руки‑ноги, из кусочков разных материалов я сама делала, они и отлетели.
Шагнув назад, я со стоном уселась на ступеньке лестницы, Беата сделала то же. Павлу уже некуда было садиться, даже опереться не на что. Он глубоко вздохнул раз, другой, успокаиваясь.
Из‑за Прохиндея вылезла Алиция, со стоном выпрямилась, хотела, видно, присесть… и напустилась на нас:
– Ну, что расселись? Проведем здесь остаток вечера? Пойдемте в кухню, только лучше обойти вокруг дома, страшно даже подумать, что надо опять по этой лестнице пробираться, но не помню, как там с дверью в сад. Разве что Павел ее отпер.
– Полиция, – напомнила я. – Надо позвонить.
– Нет у меня под рукой телефона. Ну, вставайте, пошли. Кофе хочется.
Нехотя поднялись и стали подниматься по лестнице, делая частые остановки для отдыха. Во время одной из них я предположила, что манекен тоже был одним из котов в мешке. Алиция подтвердила.
– Только он был весь из кусочков. Я сама его сложила. На всякий случай. Мог пригодиться.
– И с таким тяжелым справилась сама?
Не знаю уж почему, Алиция пришла в хорошее настроение и охотно рассказала историю создания манекена
– Сам по себе он не был тяжелым, это я насыпала в туловище земли, как раз оказалась под рукой: я цветы пересаживала, и надо было куда‑то девать старую землю из цветочных горшков. Ее нельзя было высыпать в огород, потому что она была заражена грибницей. А потом я затолкала манекен в щель между досками и забыла о нем.
Наконец мы выбрались наверх и вошли в квартиру. Алиция уже шла к телефону, но вдруг что‑то вспомнила и вернулась в ателье. Нахмурив брови, она с трудом пробилась в угол сквозь препятствия на полу. Заглянула за кипу развалившейся макулатуры.
– Видите! – сердито кивнула она на нее. – Этого тут раньше не было. То есть было, конечно, но спрятано. Кто‑то выволок. Нет, не потерплю больше, чтобы копались в моем доме!
За развалившимся штабелем макулатуры, частично прикрытым номерами National Geograpfic, лежал туго набитый кошачий мешок. Теперь мы не сомневались: именно здесь копался Прохиндей, нашел очередной мешок, попытался его вытащить из угла, развалив кучу бумаг, но, видимо, обо что‑то споткнулся, а так как стоял на самом краю лестницы, свалился с нее. Падал с очень опасной позиции – спиной вперед, ну и убился насмерть, ударившись внизу головой о дверной косяк. А мешок остался на месте. Данное обстоятельство давало нам некоторую надежду.
– Во‑первых, забираем мешок в салон и там просматриваем, – решительно сказала я. – А во‑вторых, похоже на то, что у тебя уже не будут копаться. Искатели покинули бренный мир, фирма Памела‑Прохиндей пребывает теперь в лучшем из миров, и пусть им земля будет пухом. А ну, Павел, давай его сюда…
– Мы же не должны ни к чему прикасаться, – возразил Павел.
И без того наприкасались, особенно ты, так что нечего умничать. Молчи, Алиция! А ты бери мешок и пошли отсюда. Алиция, молчи, я сказала! Или, нет, не молчи, звони в полицию. Алиция не торопилась исполнять мои приказания. Первым делом она стала готовить кофе, потом разыскала половинку сигареты и уселась за стол. Мне же спокойно возразила:
– Какая теперь разница, когда звонить? А если мы его, допустим, еще не нашли? Ведь могло такое быть? Логичнее было бы обнаружить очередного покойника утром.
Что ж, она права. Не было у нас никакого повода шляться ночью по мастерской, никакой шум… Да, кстати. Алиция утверждает, что Прохиндей окочурился как минимум два часа назад, а может и три, летел он по лестнице с шумом и громом, за ним вниз с грохотом валилось множество деревянных досок и других предметов, как же мы не слышали такой шум?
– Нас не было в доме, – напомнила Беата. – Но вы… Странно…
И опять она была права. Да, мы пользовались ванной, и купались, и вообще. Обе по очереди спускали воду в унитаз, пользуясь тем, что не надо соблюдать тишину. Бачок работал добросовестно, казалось, с каждым разом у него прибывают силы, день ото дня усиливался издаваемый им рев, мощное продолжительное рычание способно было заглушить не только катастрофу в мастерской, но даже если бы вдруг развалился весь дом. Предположим, зная о таких особенностях нашего туалета, злоумышленник, до того соблюдающий тишину, специально выбрал момент рева бачка, чтобы вытащить обнаруженный мешок и бросить его вниз или с грохотом стащить по лестнице. Но тогда что за шум слышал Павел?