Павел и сам мог бы додуматься до этого выхода из ситуации: взять да бросить топить. Доколе не прекратится дым над трубой, доколе температура в системе не станет близкой к нулю. И тогда жильцы непременно бросятся его бить, ломами взломав наружные двери.
И действительно, в двери уже настойчиво и долго стучали. Данилов вышел в тамбур.
- Кочегар у нас новый, - послышался его голос, извиняющийся за ситуацию.
- Новый, но дерьмовый уже, - сказал кто-то сиплый. Воздух с шипеньем и свистом выходил через гнилую гортань, однако Павел признал в нем давешнего абонента. - И где они такого дурного взяли?
- В лотерею выиграли, - ответил Данилов. - Ты, однако, иди, не до тебя.
Павел нырнул за котлы и, скрываясь за ними, протиснулся поближе к двери, надеясь если не проскользнуть мимо Данилова, то хотя бы дать знак жильцу о том, что в котельной творится неладное. Но едва он выглянул из-за котла, как ноги его подогнулись и опустили туловище на бетонный пол. Ибо этот жилец - а скорей нежилец - выглядел так, как будто его из могилы вынули. Одежда на нем еще кое-какая висела, лицо же истлело процентов на пятьдесят, глаз совсем не было, сквозь прозелень проглядывала белая кость. 'Уж не тот свет ли я отапливаю?' - изумился про себя кочегар. Давешние летающие покойники выглядели и то свежей.
Пока кочегар пребывал в прострации, подоспевший Сережечка помог покойного выпроводить.
- Как же двери ты запер? - укорил он Данилова.
- Черт знает, что за двери у них, - ответил тот.
Лязгнули задвигаемые засовы. Потом несколько раз кувалдой ударили по металлу. От этого звука Борисов совсем очнулся.
- Куда-то кочегар подевался, - сказал Сережечка. - Совсем я замучился с ним.
- Ничего, подкрепимся сейчас. Кочегар же никуда не денется. Все герметично заперто. Не иначе, прячется за котлом.
Они проследовали в бытовку. Павел прокрался к двери. Но с первого взгляда понял, что отпереть ему дверь вряд ли удастся. Щеколды из толстого стального прутка были задвинуты, а концы их загнуты. Выправлять их кувалдой - шуму наделаешь. Он попробовал отогнуть их кочергой, однако нескольких суетливых секунд хватило, чтоб убедиться в бесполезности этой попытки: он только в дугу изогнул это железный жезл.
- Вдвоем на него накинемся - как можно более дружно, - доносились до слуха Борисова реплики Исполнительного Комитета.
- Уже 18 стаканов стукнуло, а я еще трезв.
- Не делай на меня большие глаза.
- Чем тебе мои глаза не нравятся?
- А чего они на меня пучатся?
Следующие полминуты - покуда вскипала обида в Данилове - из бытовки не доносилось ни звука. Затем оплеуха достигла слуха Борисова. Он выглянул.
Ухо Сережечки прямо на глазах вспухало и наливалось краской - от обиды, которую Данилов нанес. Артист, чуть привстав, ибо Данилов от него отпрянул, быстро своей длинной рукой ухватил приятеля за нос. Данилов отпрянул еще, и нос остался в руке у Сережечки. Осветитель взревел, как будто ему действительно было невыносимо больно. И тут же последовал удар еще более хлесткий. И все это покрыло рычанье и вой, словно они закусывали собачьими языками.
Павел засуетился: самый подходящий момент, чтобы попытаться отсюда бежать, пока они между собой заняты. Однако как? Двери надежно заперты. Через единственное окно под потолком не выпрыгнешь: лестницу испортил Исполнительный Комитет. Других подходящих отверстий нет.
То есть, как нет, вспомнил вдруг он.
Обе трубы - подача и обратка - уходили под пол. Он откинул железный лист, прикрывавший отверстие теплотрассы. Помнится, возле дороги магистральный колодец был, прикрытый деревянным щитом. В этом колодце можно вылезти. А если повезет, если трасса, уходящая через дорогу, достаточно широка, то еще дальше можно по ней уйти. Скрытыми крысиными ходами убраться в самый конец квартала. Вылезти через отдаленный колодец или подвал.
Хотя это конечно вряд ли. Самый широкий участок начинается здесь, но чтобы в него влезть, нужно ужаться до минимума. Ненадежная, но возможность. Шаткий, но шанс. Он сбросил телогрейку, в которой не втиснешься.
Трубы внутри железобетонного лотка были уложены на кирпичи, сверху прикрыты тоже бетонными плитами. Он еще утром обратил внимание, что земля вдоль теплотрассы подтаяла, а значит, вряд ли трубы изолированы по всей длине. Это существенно облегчит его продвижение внутри лотка: без теплоизоляции было просторней. Система же никогда не разогревалась настолько, чтоб о голые трубы ожечься, а сейчас, в процессе борьбы с нечистью, он температуру вообще градусов до двадцати опустил. Так что ожоги ему не грозят - как бы наоборот, не замерзнуть. Его больше настораживало другое: он помнил, что метрах в десяти от дороги, а от котельной - в ста, трасса сильно просела: возможно, плита лопнула, и ее обломки вдавило бульдозером или КамАЗом в лоток, и было серьезное опасение, что на этом участке придется застрять.