Тем не менее, наученный горьким опытом, Виталий решил не унижать доверившуюся ему глупышку. Хотя, не такая она и глупышка, ведь знала на что идет. Он уехал в четыре утра, предварительно заказав в номер завтрак на шесть утра и букет белых роз с благодарственно-извинительной запиской. В обеденный перерыв, когда Вит столкнулся с Аллочкой в фойе офиса, он прошел мимо, делая вид, что не узнал ее. Девушка, не имевшая до этого дня нареканий, вдруг получила два выговора за невнимательность, но благословенно была отправлена начальником домой, потому что болезненно бледный вид оправдал Аллочку в глазах начальства.
Виталий уже две ночи проводил где-то вне дома. И если в первую ночь Кристина этому радовалась, во вторую почувствовала невыносимую болезненную обиду. Как тогда, в четырнадцать лет, когда застукала его в постели с сестрой подружки. И пусть сейчас она не видела его с другой, было еще хуже. Теперь она знала, очень хорошо знала чем и как он занимается.
Но как бы ей ни было плохо, Кристина оставалась сильной и гордой девочкой. Она не впадала в депрессию, не рыдала в подушку и не заедала горе шоколадным мороженым. Вместо этого, Крис отправилась на поиски работы. Готовить брату и убирать его квартиру — хорошо, но сидеть все время в четырех стенах было невыносимо. Кристине повезло. Уже третье собеседование окончилось приемом на работу.
— Завтра утром у тебя инструктаж. Обувь удобная. Не опаздывать, — сообщила Катерина, администратор кофейни «Шоколадница» на Рижской.
— В восемь буду, — улыбнулась Кристина и помчалась домой, чтобы порадовать брата новостью.
Тема задерживался в офисе. Дело оказалось сложнее, чем он предполагал. Но, непривыкший давать отчета в действиях, он не предупредил сестричку, что не вернется к ужину. А Кристина старалась.
Виталик открыл дверь своим ключом, и ему в нос тут же ударил аппетитный запах жареного мяса. Мяса и чего-то еще… Такого домашнего и точно очень вкусного. Скинув ботинки в прихожей, он чуть ли не вбежал в кухню.
Кристина стояла у плиты, старательно обжаривая картофельные дольки до золотистой корочки. Это был рецепт ее мамы. Картошка по-деревенски, только крупные дольки обжаривались вместе с мелко нарезанным беконом и зубчиком чеснока. А вот стейки из индейки под сыром уже стыли на столе, дожидаясь хозяина дома.
Даже за готовкой мыслей девушки не покидал Виталий. Она не сомневалась, что он снова не придет, да и вообще, скорее всего, съедет от друга. Поворот ключа в замке вызвал у нее улыбку, ведь Крис не сомневалась, что это ее Темочка. Ей так не терпелось рассказать ему о работе.
— Сначала мыть руки! — строго сказала она, как только торопливые шаги послышались на пороге кухни.
— Как скажешь, Котенок, — это был не Тема.
Виталик, широко улыбаясь, протянул Кристине небольшой букет кустовых розовых роз, аккуратно упакованных в крафт бумагу и мягкую игрушку — такого же розового кролика. В конце концов, Кристина девочка, а все девочки должны любить розовый и мягкие игрушки. Кристина не любила ни розовый, ни игрушки. А довольный вид Филатова так вообще вызвал чуть ли не тошноту. Чему он так рад? А Виталик радовался тому, что, наконец, смог разобраться в себе. Понял, почему его ломало именно от этой малышки. Воспоминания! Конечно! Ведь она казалась ему знакомой с самого начала. А то, что он почувствовал к ней — забытая годами симпатия к младшей сестре брата. Только теперь она превратилась в соблазнительную девушку, вот у него и помутилось… в голове. Где же еще! Теперь он это точно понял. И больше не захочет ее!
— Что это? — сухо спросила Кристина, кивая на непонятные ей подношения и окидывая Виталия одним из своих коронных высокомерных взглядов.
— Поговорить надо. По поводу того, что случилось, — спокойно ответил Филатов. Он положил мягкого зайца на стол и пошел с букетом к кухонному шкафу, на котором стояла бутылка растительного масла. На глазах изумленной Кристины парень вылил масло, сполоснул бутылку с фейри, срезал горлышко и поставил в нее букет.
— Говори, — скрестив руки под грудью, требовательно сказала девушка.
— Котенок, вышло недоразумение…
— Это я прекрасно поняла. В твои планы не входило, чтобы сестра друга тебе отсасывала в душе.
— Как грубо. Тебе не идут такие выражения, — поморщился он, — еще так скажешь — получишь по губам.
— А тебе не идет изображать высоконравственного друга старшего брата и учить меня чему-то после того, как трахнул, как последнюю шлюху.
— Котенок, ты совершенно права. Я совсем не нравственный и даже не мало-мальски хороший. Я — подонок, мерзавец и последняя сволочь. Но тебе ничего плохого не сделаю. Никогда. Ты с детства мне нравилась. Знаешь же, как я к тебе относился.
— Но три дня назад твое отношение поменялось, как я могла заметить.