Я прошу гаулейтеров воздействовать на население в подходящей форме, чтобы оно осознало необходимость этой борьбы и ее последствия, которые коснутся каждого. Ожесточенность боев может вынудить к тому, чтобы не только пожертвовать личной собственностью, но и уничтожить ее из военных соображений или потерять в борьбе. В этой суровой борьбе за существование немецкого народа не должны щадиться даже памятники искусства и прочие культурные ценности. Ее следует вести до конца.
Я знаю, с каким безграничным самопожертвованием гаулейтеры и все подчиненные им партийные органы отдают себя на службу фюреру и отечеству. Я прошу их содействовать мне в ведении боевых действий в указанном выше смысле…
Генерал-фельдмаршал Рундштедт»(14).
Анализируя данные производства в Германии, правомерно сделать ряд выводов. Во-первых, производство винтовок и карабинов, пулеметов, орудий и минометов, танков и штурмовых орудий, боевых самолетов, по сравнению с производством в 1943 г., увеличилось в 1,2–1,5 раза. Во-вторых, приоритет в производстве вооружения был отдан бронетанковой технике и авиации. В-третьих, по некоторым показателям (пулеметы, орудия, боевые самолеты) Германия даже превосходила Советский Союз. Следовательно, осенью 1944 г. вермахт располагал еще довольно мощной производственной базой, которая обеспечивала в значительной степени запуск армии.К началу 1945 г. положение с производством боевого вооружения, техники, особенно боеприпасов, как отмечалось на совещании в Ставке Гитлера 9 января, резко ухудшилось. Катастрофическое положение сложилось с сырьем, прекратилось регулярное железнодорожное сообщение.
Выдержки из совещания в Ставке Гитлера 9 января 1945 г.
«Гудериан: Очень серьезен вопрос с боеприпасами. Если в нашем распоряжении будут теперь боеприпасы, то можно сделать колоссально много.
Фюрер: Теперь начинает сказываться то, к чему раньше никогда не хотели прислушиваться, – наш отход на Востоке. Если бы мы не ушли вот из того района, то наше ежемесячное производство достигало бы теперь, вероятно, 2–3 млн выстрелов только для Восточного фронта.
Гудериан: И каждый шаг назад по земле империи увеличивает его протяженность.
Фюрер: Высказывались всякие гениальные мысли: мы, мол, совершенно напрасно цепляемся за остров Крит, когда не хватает сил, чтобы удержать Кенигсберг [Калининград]. Совершенно сбрасывалось со счетов, что я удерживал Крит не для собственного удовольствия, а чтобы контролировать Балканские государства, Турцию… Забывали о том, что Петсамо [Печенга] удерживается не просто для удовольствия. Иногда говорят: проживем и без никеля. Это неправильно. Без никеля дело не пойдет. Некоторое время мы могли накапливать его запасы. За этот счет мы прожили четыре года или пять лет. Наши дела теперь далеко не так хороши, как прежде.
Гудериан: Потому и венгерская территория имеет такое важное значение.Фюрер: Меня очень беспокоит такое обстоятельство: мы сейчас строим реактивные двигатели [для самолетов «Мессершмитт-262»]; в какой мере скажется на работе этих двигателей ухудшение качества материалов, сказать пока еще трудно. Во всяком двигателе деталь, содержащая 65 % никеля, лучше, чем та, в которой только 10 %. Правда, новые методы электрообработки обещают самые лучшие перспективы. Но на такие эпохальные перевороты в технологии уходят годы»(15).
По сравнению с 1944 г. производство горючего, выплавка чугуна и стали сократились более чем в три раза. 15 марта 1945 г. министр вооружений Шпеер представил Гитлеру памятную записку, в которой сообщал, что за последние недели снабжение промышленности углем сократилось почти в 10 раз. Производство бензина в феврале 1945 г. едва достигало 9 тыс. т при ежемесячной потребности нацистского вермахта в 40 тыс. т. Падение добычи и производства основных видов сырья вело к сокращению выпуска военной продукции. К марту 1945 г. он сократился по сравнению с летом 1944 г. в 2,5 раза. Так, при месячной потребности в 300 тыс. промышленность давала вермахту лишь 200 тыс. винтовок. «Экономическое крушение империи развертывается все быстрее, – писал Шпеер. – В ближайшие четыре-восемь недель следует считаться с окончательным крушением экономики Германии»(16).
Полностью развалилась кредитная система. К 21 апреля 1945 г. внутренний государственный долг Германии достиг астрономической цифры – 376,1 млрд марок против 11,5 млрд к моменту прихода гитлеровцев к власти и 30 млрд марок к началу Второй мировой войны. Государственный долг Германии на ј превысил всю стоимость национального богатства страны и более чем в 4 раза – национальный доход до войны.
В стране свирепствовал разнузданный террор, усилившийся после 20 июля 1944 г., когда было совершено неудачное покушение на Гитлера. Нацисты, подавив путч, беспощадно расправились с заговорщиками и их сторонниками. Еще более ужесточилось преследование участников народного антифашистского движения, активистов коммунистической и социал-демократической партий. Так называемые особые операции следовали одна за другой. В тюрьмы и концлагеря были брошены новые десятки тыс. человек. Подверглись разгрому многочисленные подпольные группы, ядро антифашистского движения «Свободная Германия». Проводились массовые расстрелы. 18 августа в Бухенвальде был убит вождь германского рабочего класса председатель ЦК КПГ Эрнст Тельман, находившийся в фашистских застенках 11 лет. Кровавыми расправами, оголтелой шовинистической демагогией гитлеровские сатрапы удерживали население в повиновении.
Усилилась изоляция фашистской Германии на международной арене. Гитлеровский блок развалился. Румыния, Болгария, Италия и Финляндия не только порвали всякие связи с германским государством, но и начали против него военные действия. К концу 1944 г. с Германией поддерживали дипломатические отношения только 9 государств (до нападения же на СССР – 41 государство).
Возникает закономерный вопрос – на что надеялись и делали ставку Гитлер и его окружение в столь тяжелой для страны обстановке? «С лета 1944 г. я понял, что военные сказали свое слово, – заявил генерал-фельдмаршал В. Кейтель. – Они не могут сказать решающего воздействия на обстановку в будущем – дело оставалось за политикой»(17).
Как свидетельствуют документы, рассматривалось два варианта достижения «почетного для Германии мира». Первый (маловероятный) – пойти на мирные переговоры с Советским Союзом. Второй (основной) вариант – склонить США и Англию к сепаратному миру. Исходным положением для обоих этих вариантов была надежда Гитлера на разрыв союзных отношений между Советским Союзом, США и Англией как основными странами антигитлеровской коалиции. Поддерживая мысли Гитлера, высказанные в августе 1944 г., о «неминуемости разрыва», несколько позже выступил с подобным заявлением имперский министр иностранных дел Г. Гиммлер. «Я верю, что в конце концов противоречия между Англией и Америкой, с одной стороны, и Россией – с другой, или между Россией и Америкой, с одной стороны, и Англией – с другой… приведут к тому, что эта коалиция рано или поздно развалится, как и прочие все коалиции. Когда это случится, Германии не будет угрожать никакая опасность»(18).
Понимая, что Советский Союз олицетворял главную угрозу организму, некоторые из приближенных Гитлера строили иллюзии о прекращении ставшей безнадежной вооруженной борьбы на Востоке. Имперский уполномоченный по тотальной мобилизации, глава пропагандистского аппарата Германии И. Геббельс, в частности, предложил Гитлеру начать «мирные переговоры со Сталиным» (19).
В июле 1944 г. министр иностранных дел Германии И.Риббентроп, действуя через послание в Швецию под видом «частного лица» штандартенфюрера СС П. Клейста, безуспешно пытался тайно прозондировать возможность установления контактов с советскими дипломатическими работниками. Такая же попытка была предпринята в октябре. Однако и она не дала никаких результатов. Советский Союз всегда исключал возможность сепаратных переговоров с гитлеровской Германией, последовательно держал курс на полный и окончательный разгром фашистско-милитаристского блока. Он оставался верным своим союзническим обязательствам перед другими странами антигитлеровской коалиции, вносил решающий вклад в справедливую освободительную борьбу народов против фашистских поработителей.