Одни люди приходили и садились, другие вставали и уходили, когда они устроились за столиком со своими заказами. С одной стороны, это было совершенно неудобное место для допроса, с другой — самое лучшее. Непринужденная атмосфера и толкотня как бы подчеркивали, что ничего серьезного не происходит и ничего важного не будет сказано. Но это впечатление было обманчиво, разумеется.
— Что вы хотите знать? — Ровена Новак сделала аккуратный глоток.
— Мне все еще трудно объяснить лейтенанту Молина, что такое дочернее издательство, как вообще начинают этот бизнес. Вы были замужем за Честером Ройялом… сколько?
— Семь лет. Подходящее число, как на египетских табличках.
— Вы встретились до того, как появился “Пенниройял Пресс”, или после?
— До. Честер тогда писал публицистику.
— Правда?
— Мы так и познакомились. Агент был в восторге от предложенных работ. Конечно, в публицистике представительность автора играет не меньшую роль, чем сама книга…
— Вы имеете в виду, что автор должен хорошо выглядеть, хорошо говорить, уметь правильно держаться с прессой и все такое?
— Именно.
Больше ничего не последовало, кроме нового, по-птичьи мелкого глотка колы.
Темпл набила рот непростительно сладкой сдобой. Что бы такое спросить, пока Ровена не допила свою колу и не ушла?
— Значит, мистер Ройял, то есть, Честер прошел путь от автора до редактора. Это, наверное, случилось уже после вашей женитьбы?
— Да. Он заинтересовался другой стороной бизнеса после того, как мы познакомились и начали… скажем так, встречаться.
Мелькнувшее в желто-карих глазах отвращение подсказало Темпл, что, несмотря на завидную выдержку, за душой этой женщины скрывается больше, чем недовольство своим прошлым браком.
— Я слышала, Честер Ройял был человеком, склонным к многочисленным бракам.
— Если вы хотите знать, какой я была по счету, то я была третьей. И Честер был склонен не столько к бракам, сколько к эксплуатации. Если появлялась женщина, которую он мог использовать, он женился на ней. По крайней мере, пока был моложе.
— Он же не женился на Мэвис Дэвис, — сказала Темпл с невинным видом.
Ровена усмехнулась:
— Нет. К тому времени он уже научился использовать женщин, не прибегая к женитьбе. И этим он обязан мне.
— Вы сказали об этом лейтенанту Молина?
— Нет.
— А мне почему сказали?
— Вы задаете правильные вопросы. Мне, в принципе, нечего скрывать по поводу нашей с ним жизни или по поводу того, каким человеком он был. Я даже перестала его ненавидеть. Просто я его раскусила. Наверное, я понимаю… понимала Честера лучше, чем кто-либо другой. Я научила его всему, что он знал. Разумеется, невольно, — добавила она, видя недоверчивый взгляд Темпл. — Я никогда не была замужем до него, но и ребенком я уже не была. Я бы ему отказала, если бы не его восхищение, даже восторг моей работой. Тогда это казалось мне признаком того, что он принимает меня всерьез. Но он принимал всерьез не меня, а мою работу… и он присвоил ее.
— Присвоил? Как это — присвоил?
— Он впитал ее. Он стал тем, кем была я.
Темпл растерянно искала следующий “правильный вопрос”.
— Вас когда-нибудь предавали в любви, мисс Барр?
Этот вопрос был не более личным, чем те, которые сама Темпл только что задавала.
— Да, — ответила она честно. — Я думаю, да.
Ровена рассмеялась. Это был приятный смех, и он совершенно преобразил ее невзрачное лицо.
— Я не могу сказать, что я разочаровалась в любви, но, на мой взгляд, меня предали. Я поняла, что привлекала Честера вовсе не я сама, а то, что у меня было.
— Что именно?
— Власть.
Темпл не знала, что сказать. В пресс-релизе, который принесла Клаудиа, было написано, что Ровена работает старшим редактором в “Трайн Букс”. Неплохая должность, но уж точно не такая, которая делает ее большой шишкой в Манхэттене.
Бледные пальцы Ровены, лишенные колец, гладили одноразовый стакан так, точно обнимали хрустальный бокал. Ее лицо смягчилось от грустных воспоминаний, на нем отразилась печаль о несовершенстве мира, о том, какой она была когда-то, и о том, что с ней сделал Честер.
— Он видел меня за работой, только и всего. Он видел, как тщательно я подбирала слова для рецензий моим авторам. Он видел, как я расстраивалась, когда не могла предложить им оплату и условия, которой, на мой взгляд, заслуживали их произведения. Он видел, как они доверяют мне и полагаются на меня. Он видел, как хороший редактор — а я была хорошим редактором! — умеет поддержать талант писателя, помочь ему развиться и прийти к тем достижениям, на которые он способен. Он был заворожен тем, как авторы делились со мной своими проблемами — семейными, денежными. Писательство — долгое и одинокое дело. Автор всегда надеется найти редактора, который будет прислушиваться к нему, а такие сегодня редки. Редакторы сегодня подобны странствующим повитухам. Они порой увольняются в середине процесса работы над книгой и не способны вложить частицу себя ни в автора, ни в его рукопись, которую они зачастую даже не дочитывают до конца.