Провожаемый угрозами и насмешками хозяин постоялого двора спрятался за дверь, но, когда кошачьи крики поутихли, высунулся обратно – швырнуть что-нибудь потяжелее в своего хвостатого обидчика, – однако испугался собственных мыслей и скрылся опять.
Ближе к вечеру по кривым деревенским улочкам пошли нестройно возвращавшиеся с полей крестьяне. Завидев цветастую повозку, они невольно, а иногда и спешно, отходили на дальнюю сторону дороги, косились на лошадей, на пустующее место возницы. Тем более что изнутри, из-под закрытого наглухо навеса, порой струился витиевато едкий дым, порой там что-то шумело, визжало, звенело, а временами сквозь складки и щели стрелял какой-то ослепительный свет.
Впрочем, крестьяне не доверяли колдунам и безо всех этих странностей. Все потому, что с полгода назад в Заунывненькую уже заглядывал один колдунишка, пустая душонка, волшебник с кислой улыбочкой. Тощий, плутоватый, дерганный какой-то, его притащил сам деревенский голова, который никак не мог справиться со своей развеселой дочерью. Староста попросил волшебника каким-нибудь магическим и колдовским способом вернуть его непотребной дочери самую обычную девичью честь, которая растрачивалась часто и с большим энтузиазмом. «О, – сказал обрадованный волшебник, – очень легко и с превеликим удовольствием! В таких каверзных делах я руководствуюсь волшебным правилом – клин вышибается клином! Дайте мне минут пять, хо-хо!»… Волшебника этого потом двое суток гоняли по деревне, травили собаками и обхаживали колотушками.
И вот сегодня, когда в деревню снова заявились какие-то бродячие колдуны, люди обходили их стороной и если и бросали взгляды, то взгляды эти бросали как камень. Разве что дети, особенно мелкие чумазые хулиганы, тыкали в кривобокую повозку пальцами и что-то там гыкали на своем детском языке.
К вечеру улица опустела. Не видно были ни крестьян, ни обитателей колдовского фургона. И лишь когда солнце село вконец и стемнело совершенно, неподалеку от повозки нарисовалась покачивающаяся фигура. Некий силуэт подошел ближе, рыгнул раскатисто – и упал. Похрюкав немного на коленях, человек кое-как поднялся обратно на ноги, но качало его так, что он мог в любой миг рухнуть обратно на дорогу.
Человек этот, нужно сказать, был не кто-нибудь, а всем известный пьяница Тимошка. Тимошку знают все и повсюду. Вероятно, и вы, читатель, знаете Тимошку. Какого-нибудь одного или другого. Может статься даже, что вы и сам – Тимошка…
Как бы то ни было – из повозки вылезла кошачья голова.
– Опа! – воскликнул удивленный пьяница и, стараясь не упасть, заходил туда-сюда. – Кошак! Иди сюда, как тебя, кыс-кыс! Ой…
– Волшебство за гроши, – неуверенно произнес Трофим, оглядывая ночного пришельца с ног до головы. – Мяу…
– А! Колдуны! – понял наконец Тимошка и сосредоточенно уставился себе под ноги. Ноги эти постоянно двигались. – Тьфу ты, лед там, что ли? А ты, значит, колдун с хвостом?
– Мяу, – ответил озадаченный Трофим.
– А я… – Тимошка продолжил предложение чем-то вроде «буль-буль-буль… э-э-э…», а потом, словно ничего не случилось, сказал: – А ты можешь заколдовать меня так, чтобы я всегда был пьяный и беспечальный, как козел, чтобы небо в цветах и жизнь как будто на сене лежишь?
Трофим хотел сказать что-то, но задумался и произнес:
– Я сейчас, – и исчез под навесом.
– Опа! – восхитился пьяница. – Колдун! Оп – и нету!
Не прошло и десяти секунд, как кот высунулся обратно, да так внезапно, что Тимошка дернулся от неожиданности и заплясал.
– Лезь внутрь, – пригласил Трофим.
– Опа! Ну-ка, – всем известный забулдыга обрадовался и полез было через высокие борта фургона, но не удержался, грохнулся на спину, охнул и издал какой-то неприятный рыгающий звук. – Я уже внутри? Чей-то за нога тут у меня под головой?.. А, моя…
После долгих пируэтов, после сложных кровавых кульбитов, обломав ногти, Тимошка ввалился-таки в фургон носом вниз и, кувыркаясь, задел чадивший под потолком медный светильник.
Внутри, в духоте, в сиреневом с пятнами полумраке всюду валялись в бережном беспорядке одеяла, покрывала, рваные тряпки и полотенца. Среди складок хрустели россыпи засохших крошек, катались скорлупки и покусанные шарики, вероятно, скатанной в плотную массу травы. У бортов, забросанные тряпками, виднелись очертания всяких коробок и кувшинчиков, а по центру расположилась лакированная доска. На доске этой как попало лежали разные металлические ложечки, совсем малюсенькие, молоточки, стояли запечатанные флаконы, в углах накиданы были то ли семечки, то ли обрывки листьев, окруженные сухими травами, а на краю этой доски сиял и отбрасывал блики небольшой стеклянный шар с резкими гранями, похожий на яблоко, грубо почищенное ножом.